Седьмой гном - Маша Ловыгина

— Я подумаю…

Ни с того, ни с сего вдруг поднялась такая метель, что если забыть на минуту, что стоишь на земле, то можно было подумать, будто болтаешься в воздухе, а вокруг тебя собирается живая колкая спираль, готовая не только сбить с толку и запутать, но и унести в заоблачные снежные дали…

Стоило Макару достать фотографию, как ее тут же залепило крупными хлопьями. Картинка уже давно отпечаталась в его голове, но как только в поле зрения появлялось новое строение, Макар начинал сомневаться и судорожно сжимать в кармане влажный снимок.

— Тут раньше лес был, — кутаясь в ватник, сказала Нюра. — Мы с девчонками гулять туда ходили. Белок кормить. — Заметив удивленный взгляд Макара, она сплюнула. — Это когда я маленькая была… Чего ты ржешь?

— Даже мысли не было, — заверил ее Чердынцев, стирая с губ улыбку. — Я белок люблю.

— Вот и не смейся! Ну это, короче… Потом я в город уехала, замужем жила. Ну, как жила… — Нюра поотстала, выгребая попавший внутрь растоптанных бурок снег.

Тем временем Макар пристально разглядывал ближайшие дома, отмечая про себя то отсутствие нужного ему забора, то сосен, то явные архитектурные отличия. В какой-то степени он был уже готов к тому, что этой старой дачи не существует. Ее могли снести или перестроить, в конце концов.

— …и посадили, короче… — донеслось из-за спины.

— Что посадили? — опомнился Макар.

— Не что, а кого. Мужа моего, что непонятного? — топнула ногой Нюра. — Я поэтому сюда и вернулась.

— Хорошо! Дом-то где? — устало спросил Макар. — Мне кажется, мы по кругу ходим.

— Кажется ему! Да я тут каждый куст знаю! — женщина покрутила головой, а затем вскинула руку, указывая на темнеющее в белоснежной пурге пятно. — Вон на тот глянь!

Чердынцев часто заморгал и прикрыл глаза ладонью — крупные снежинки буквально липли к его ресницам. Он смог разглядеть деревянный двухэтажный домик с печной трубой, которая едва виднелась над толстым слоем снега. Опустив голову, Макар прибавил шагу, чувствуя, как в висках тоненько зазвенело. Нюрка плелась следом, явно потеряв интерес к происходящему. Чердынцев слышал за спиной ее хриплое дыхание и недовольное бурчание на тему «собачьего холода», «сухого горла» и «трудностей одинокой женской жизни».

Когда Макар остановился напротив дома, он уже не сомневался в том, что это была именно та дача с фотографии. Разве что сосны стали выше, и из огромных сугробов торчали верхушки молодой колючей поросли.

— Похож? — спросила Нюрка, стоя рядом и трясясь то ли от холода, то ли от начавшегося похмелья.

— Возможно… — пожал плечами Макар. — Нужно обойти кругом, посмотреть участок. Что-то мне кажется, маловат он для меня будет.

Нюра хмыкнула и жалостливо посмотрела на него снизу вверх:

— Походи, подумай, чего уж. Только накинь соточку-то, а лучше, две, а, красивый? Околела я тут с тобой до самых костей…

Чердынцев достал бумажник и выудил из него тысячу.

— Ох, — Нюрка схватила зеленую бумажку ледяными пальцами и прижала к груди, — так это ж… я тогда… того… побежала! Мне ж это, в магазин еще надо! За чаем! Покеда, красавчик! Увидимся еще!

Макар открыл калитку. Ему показалось, что от нее до двери вела тропка. Нет, сейчас все было усыпано снегом, но просевшие кругляши, оставленные чьими-то ногами, еще угадывались в белом полотне. Конечно, это мог быть кто угодно из местных жителей, та же Нюрка, например. Водила его полчаса по поселку, зная, что домик именно здесь, набивала цену. Такая и соврет — недорого возьмет. Подойдя ближе, Макар заметил желтые потеки и похожий на веер след от двери.

— Странно, собака здесь живет, что ли? — Чердынцев постучал и прислушался.

«Собака ведь не может жить одна, — подумал он. — Даже если она охранная, кто-то приносит ей еду, выводит на прогулку…»

Чердынцев подергал за дверную ручку, а затем, ступая в свои же собственные следы, вернулся к калитке. Задрав голову, он посмотрел на большое окно под самой крышей и вдруг заметил, как колыхнулась занавеска. А через минуту до него действительно донесся приглушенный собачий лай.

Макар отошел еще дальше, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в дачных окнах первого этажа. Но они были темными и замерзшими. Какое-то движение наверху заставило его вновь поднять голову, и когда за стеклом вдруг показалась детская мордашка, он едва не свалился, пораженный мгновенным узнаванием.

«Илья?! — пулей пронеслось в голове. — Илья!!»

Чердынцев кинулся обратно и со всей дури забарабанил в дверь кулаками:

— Сима, Сима! Открой! Я знаю, что ты здесь! Открой, прошу тебя! Это я… — он коротко выдохнул и прижался лбом к двери. — Это я…

Перед глазами вдруг все поплыло — Симе показалось, что дверь накренилась, и края ее стали совсем размытыми. Словно оцепенев, Серафима замерла, не в силах пошевелиться.

«Этого не может быть… Это просто галлюцинации… У меня, наверное, температура…» — она судорожно пыталась найти объяснение происходящему.

— Сима, открой, это я… — снова раздался голос, от которого сердце ее сначала сжалось, а потом вдруг встрепенулось и понеслось бешеными скачками, отчего в грудной клетке стало тесно и горячо.

«Кто — я? — очнулась Сима и, охнув, сделала шаг назад. — Разве так бывает? Это его голос… Но это нереально…»

Поверить в это было невозможно. И, как бы Сима ни старалась, объяснения не находила.

— Я знаю, что ты там. Я видел Илью… Открой, пожалуйста.

Услыхав имя сына, Сима бросила быстрый взгляд в сторону лестницы. Кто бы это ни был и как бы она не обманывала саму себя, все стало ясно в ту же минуту — развязка наступила. Ей некуда бежать, а тот, кто сейчас уговаривал ее выйти, просто имеет похожий голос. Ошибиться очень легко, когда думаешь только об одном мужчине много лет… Но рано или поздно наступает момент, когда тебя прижимают к стенке, и ты должен сделать последний шаг. Сейчас судьба ее решалась вопреки воле и желанию. Время потеряно, как потерян и тот, кто навсегда останется в ее сердце.

Что ж, вероятно на ее поимку выслали целый отряд. И тот, кто зовет ее, всего лишь умный переговорщик, умело дергающий за нужные веревочки. А ее подсознание в очередной раз сыграло с ней шутку… Потому что Он не мог оказаться здесь.

«Ладно… Все кончено…»

Серафима подошла к двери и повернула ключ.

В ту же секунду дверь распахнулась, и Симу закружило в снежном вихре. Закрыв ладонью лицо, она зажмурилась и выставила вперед другую руку.

— Пожалуйста, только не пугайте Илюшу! — крикнула она. — Я сделаю все, что вы скажете…

— Сима… Сима… — крепкие руки обхватили ее за плечи и, оторвав от пола, потащили куда-то в сторону и вверх. Туда, где холодные губы вдруг стали оставлять быстрые жалящие поцелуи на ее щеках и веках.