Седьмой гном - Маша Ловыгина

— А как ты понял, что Илья… — она вдруг взволнованно взглянула на него и тихо добавила: — Я никогда никому не говорила…

— Мы обсудим это позже, — стараясь быть убедительным, сказал Макар. Его смущал болезненный вид Серафимы: припухшие покрасневшие веки и обреченность во взгляде. — Сейчас нам надо придумать, как спрятать вас, пока идет следствие. Потому что есть кое-что, с чем я должен разобраться в первую очередь.

— Наверное, мне нужно сдаться… — упрямо прошептала Сима.

— Я увезу вас, спрячу так, что никто не найдет! — заверил ее Макар. — И не успокоюсь, пока не разберусь в этом деле от начала до конца.

— Мы прячемся уже несколько дней. Но не потому, что я виновата! — она с вызовом посмотрела на Макара. — Это Амалия Яновна велела мне приехать сюда, потому что… — она вдруг смешалась и стала судорожно ломать пальцы.

— Потому что? — постарался помочь ей Макар.

Но Серафима нахмурилась, а затем, вдумчиво подбирая слова, произнесла:

— Во время нашего с ней последнего разговора, она сказала, что ОН будет искать меня. А потом звонок прервался. И после этого она уже не брала трубку! Тогда я пошла в квартиру… Испугалась, что Амалия Яновна плохо себя почувствовала. Что у нее что-то с головой или поднялось давление, и поэтому она начала бредить… — Сима выдохнула, и плечи ее опустились, будто придавленные тяжелым грузом.

— У нее действительно были проблемы с головой, — фыркнул Макар. — И явно еще кое с чем…

— Откуда ты знаешь Амалию Яновну?

— Я ее наследник, — ответил Чердынцев, тут же отметив, как в ответ широко раскрылись ее глаза.

— Правда? О… Она была необыкновенной женщиной! — посветлела лицом Серафима.

В этом искреннем удивлении и восхищении было столько естественной простоты, что Чердынцева вдруг накрыло волной щемящей и пронзительной нежности. Он поверил ей безоговорочно. Макар судорожно вздохнул, внезапно осознав, чего был лишен эти пять лет. Возможно, Сима и была простой наивной провинциалкой, на которую в Москве он никогда бы не обратил внимания, но сейчас, когда он видел перед собой девушку, так не похожую на столичных барышень, то уже не мог представить себя рядом ни с кем иным. Вот только Сима явно не торопилась кидаться ему на шею, а факт его отцовства признала словно под гнетом обстоятельств и нервного потрясения.

— Наследник Амалии Яновны! — медленно повторила она, и на ее губах появилась горькая улыбка. — Так вот зачем ты вернулся в город…

Макар сжал кулаки. Все что она говорила сейчас, было правдой. И он бы принял ее, если бы эта правда не била наотмашь и не заставляла его беситься от собственной глупости и недальновидности.

— Собирайтесь, — приказал он, но Сима лишь покачала головой.

— Я не поеду с тобой, Макар. Это глупо. Разве тебе нужны лишние проблемы? Мы как-нибудь сами… — голос ее зазвенел стальными нотками.

— Сами? — вспыхнул Чердынцев. — Не говори глупостей! Я не оставлю своего сына в опасности!

— По-твоему, я не в состоянии обезопасить своего ребенка? — Ресницы Серафимы затрепетали. — Или всерьез думаешь, что я позволю говорить подобное совершенно чужому человеку… — Сима взглянула на Макара и тут же прикусила нижнюю губу.

Минуту Макар не двигался и не отводил от нее прищуренного взгляда. Затем медленно поднял руку и поправил выбившуюся прядь Симиных волос. Она не отшатнулась, а наоборот, едва уловимым движением коснулась щекой его ладони.

— Прости меня, — сказал он, думая лишь о том, как продлить это ощущение тепла на своей коже.

— Я… Я никогда не думала о тебе плохо… Просто… просто…

— Это непросто, — продолжил за нее Макар. — Но давай попробуем как-то… — он запнулся. Те слова, что крутились в его голове, показались неуместными и вычурными, и могли напугать и без того потрясенную девушку. — В общем и целом, — Макар огляделся, — действовать будем так: сейчас хорошенько протопим печь, а потом я ненадолго уеду…

Будто потеряв равновесие, Сима качнулась и облокотилась рукой на стол. Настороженно смотрела на него и слушала, явно ничего не понимая.

— Я вернусь в город, — пояснил Макар, — куплю продукты и вещи. Зайду к следователю, узнаю новости и… Потом вернусь, и мы поговорим. — Не встретив возражения, Чердынцев вдруг спохватился: — Ты же не убежишь, пока меня не будет?

— Мне некуда бежать… — сглотнула она.

— Тебе больше не нужно бежать, Сима… — Макар осторожно взял ее руку и накрыл своей ладонью. — Я не позволю никому тебя обидеть. Потому что верю тебе. И еще… Я хочу сказать, что я тебя…

— Мама, я устал! — плаксиво позвал Илья.

Как только раздался голос сына, Серафима преобразилась — на ее лице появилась улыбка, а в глазах зажглись солнечные зайчики. И Макару вдруг стало тоже очень хорошо. Так хорошо и тепло, что по телу побежали мурашки. Господи, да разве можно мечтать о лучшей матери для своего сына? А о женщине?..

К его щекам прилил жар. Чтобы скрыть неуместные и слишком явные эмоции, он развернулся к лестнице. Илья переводил взгляд с него на мать, нерешительно переступая с одной ступеньки на другую. Щенок, подняв уши исподлобья следил за Чердынцевым.

"Действительно, куда же я их повезу? — подумал Макар. — К Симе нельзя, в гостиницу глупо… Мне нужно поговорить с Ерохиным. Срочно. Он поймет и скажет, как поступить дальше…"

Ставить Серафиму в известность о своих подозрениях насчет Горецкой Макар не стал. "Вернусь, и мы все обсудим!" — решил он, а вслух сказал:

— Илюх, а что ты скажешь на то, чтобы мы отметили наше знакомство и встречу здесь сегодня?

— Будет праздник? — удивился мальчик.

— Да, праздник, — кивнул Макар. — Натопим печь, приготовим ужин! Я сейчас съезжу в магазин и привезу все, что ты захочешь! — он повернулся к Симе и увидел ее напряженный взгляд. "Боится… не верит…"

— И подарки будут? — воскликнул Илья, захлопав в ладоши.

— А как же без подарков? — ответил Макар, продолжая смотреть на девушку. — Я же сказал: все, что хочешь.

— Макар… — Сима покачала головой и отвернулась.

Но Чердынцев успел заметить, как дрогнули уголки ее губ, и порозовели щеки.

— Потерпи немного, ладно? Я скоро вернусь…

…От одного его взгляда сердце рвалось из груди и тут же замирало мягким пушистым зверьком. Когда открылась дверь, Сима будто потеряла сознание и сейчас пребывала в глубоком обмороке, продолжая при этом ходить, смотреть и говорить… Словно тонкая нить, отделяющая ее от реальности, оказалась намного крепче, чем она могла себе представить. Даже в самых сокровенных мечтах Серафима не могла себе позволить увидеть их встречу именно такой — взаимной, стремительной и яркой. И если уж быть до конца честной, то она вообще не представляла эту встречу… Останавливалась где-то на краю сознания и замирала, не смея двинуться дальше. Просто запретила себе даже во снах вторгаться в его жизнь.