Седьмой гном - Маша Ловыгина

Довольно быстро за дверью раздались шаркающие шаги. Щелкнул замок, и Макара обдало спертым кисловатым воздухом. Подслеповато щурясь, одетый в мятую полосатую пижаму и вытянутый кардиган Демонюк несколько мгновений всматривался в лицо Чердынцева.

— Александр Карлович, здравствуйте! — Макар сделал пару шагов назад, чтобы попасть в небольшую полосу света, идущего от подъездного окна. — Вероятно, вы меня не помните. Макар Чердынцев. Амалия Яновна… — Макар запнулся и отвел глаза, чтобы не выдать своего отношения к тому, что сейчас терзало его мозг.

— Ах, это вы… Да-да, конечно! — старик распахнул дверь пошире. — Не ожидал вас увидеть. Проходите…

— Рад нашей встрече, — сдержанно добавил Макар, и переступил порог. — Сегодня похоронили Горецкую…

— Да… К сожалению, по состоянию здоровья, у меня не получилось проводить ее в последний путь, — Александр Карлович вздохнул и, двигаясь вдоль стены, побрел в одну из комнат.

Макар огляделся. Вспомнилась когда-то популярная речевка: «Тяжела и неказиста жизнь советского артиста…». Чердынцев, собственно, и не ждал, что увидит дорогие хоромы, однако был несколько обескуражен разницей между жилищем Демонюка и Горецкой, которая сразу же бросалась в глаза. Особенно Макара поразили отслаивающиеся обои и густой слой паутины по углам. В комнате, где он нашел старого актера, царил полумрак. Между шторами был небольшой зазор, через который довольно скудно поступал дневной свет.

Кашлянув, Чердынцев обвел глазами увешанную афишами и огромным количеством фотографий стену, невольно задержал взгляд на том самом снимке из интернета, где Демонюк и Горецкая вместе восседали на сцене.

— Чайку, Макар Дмитриевич? — дребезжащим голосом предложил Демонюк, при этом усаживаясь в глубокое потертое кресло и укрывая колени выцветшим пледом.

— Вы даже помните мое отчество? — удивился Чердынцев и водрузил пакет на круглый, заваленный книгами и лекарствами стол.

— Я почти ничего не вижу, но моя голова, — старик постучал узловатым пальцем по покрытому редкими седыми волосами черепу, — помнит все. Иногда я думаю, что лучше бы уже ничего не соображать, чтобы не думать о том, что все скоро закончится. Впрочем, для меня ведь все уже закончилось, не так ли, молодой человек?

Макар немного растерялся. Выставляя на стол контейнеры с едой, он пытался придумать, как повернуть разговор в нужное ему русло.

— Знаете, раньше я наивно полагал, что все что я делаю, кому-то нужно, — продолжил философствовать Демонюк. — И поэтому очень старался понравиться и доказать, что способен на что-то. Амалия смеялась надо мной, чем несказанно обижала и нервировала мое эго, — он тихо засмеялся. — Она была очень резкой в своих суждениях, м-да… Еще бы, ей-то не приходилось ломать себя…

Чердынцев присел на стоявший рядом стул.

— Вы ведь давно были знакомы с Горецкой? — осторожно задал он вопрос.

— Давно? — старик пожевал выпирающей челюстью. — Да раза в два дольше, чем вы живете, — он вытащил откуда-то сбоку тряпку, служившую ему, по-видимому, носовым платком, и промокнул голубоватые, в красных прожилках веки.

— И что вы можете о ней сказать? — Макар подался вперед, судорожно сжав под столом кулаки. — То есть, какой она была? Откуда приехала? Чем жила до того, как оказалась в Добринске? Что она рассказывала вам о своей жизни? — Макар заметил, как приподнялись кустистые брови Демонюка и тут же сбавил обороты: — А давайте-ка я пока на стол накрою? Налью вам рюмочку за помин? Я за рулем, но вам, наверное, можно?

— Нужно, молодой человек, определенно, нужно, — кряхтя, старик заелозил в продавленном кресле, расчищая перед собой место на столе. Небольшая медная рюмочка, служившая для приема микстур, нашлась тут же, между лекарственных склянок и пузырьков.

Макар вытащил пробку и наполнил емкость. Старик облизнул бледные губы и аккуратно, стараясь не расплескать содержимое, проговорил:

— Ну что ж, царствие небесное…

Посмаковав выпитое, Демонюк откинулся на спинку кресла и вперил в Макара выцветшие глаза.

— Я понимаю ваш интерес к Амалии Яновне, — кивнул он. — Удивительная женщина. Загадка… Насколько я знаю, до приезда в Добринск она не имела никакого отношения к театру. Несомненно, это было огромным упущением, прежде всего с ее стороны. Ее талант перевоплощения был божественным даром…

Макар с трудом сдерживался, чтобы нечаянно не прервать неспешную речь старика, но и слушать восторги в честь Горецкой ему претило.

— Как вы познакомились? — спросил он.

— Ах да… — Демонюк подцепил из контейнера колбасный кругляш и с наслаждением обсосал его. — Нас познакомил Гриша Горецкий, который впоследствии и стал ее мужем. Надо сказать, Амалия в то время была уже в довольно… э… почтенном для невесты возрасте. И я был несколько обескуражен выбором Гриши. Но знаете, Макар Дмитриевич, потом я стал понимать, что привлекло в ней моего друга, а с Гришей мы были очень дружны, — старик задумался.

Теперь Макар не торопил его.

— Она была абсолютно не зациклена ни на возрасте, ни на красоте, ни на славе. Но при этом обладала таким животным магнетизмом, что невозможно было от нее оторвать глаз. И голос… Она владела им в совершенстве…

— Надо же, — хмыкнул Макар. — А я этого не заметил.

— Ах, вы про тот случай, — понимающе улыбнулся старик. — Я, знаете ли, привык не удивляться ее выходкам. Тогда мне показалось, что она приняла вас за кого-то другого. Возможно, за надоедливого поклонника, но это ведь было не так, правда? — хитро прищурился он.

— Судя по тому, что она завещала мне квартиру, Горецкая прекрасно знала о том, кто я.

Демонюк развел руками:

— Ну и не судите о ней строго. Таланту можно простить очень многое. Гришка любил ее. Вы же видели ее портрет в квартире?

— Конечно.

— Он тоже был очень талантлив. Но беден, словно церковная мышь. Благодаря Амалии, бросил пить, стал рисовать. Возможно, она продлила ему жизнь. Вон, за вашей спиной, посмотрите!

Макар обернулся и стал разглядывать фотографии. Но, кроме как на общей, больше Горецкую нигде не увидел.

— Видите Гришу? — спросил старик. — Знаете, мы ведь с ним в одну гимназию когда-то ходили…

— Простите, но тут так много снимков…

— У забора, в шляпе, — подсказал Демонюк и нетерпеливо пощелкал пальцами. — Она должна висеть рядом с Отелло.

Чердынцев привстал и подошел ближе.

— А в роли Отелло вы? — Макар усмехнулся, разглядывая темный грим и белоснежную тогу Демонюка.

— О да… Золотые времена… — расплылся в широкой улыбке старый актер.

Макар нашел старое фото, на котором был изображен немолодой мужчина в соломенной шляпе. Он стоял, облокотившись спиной на забор, за которым высился деревянный дом в окружении сосен.