Семейные ценности - Мила Гусева

от ужаса, девушка выставляет руку прямо перед собой, а в следующую секунду на неё обрушивается первый удар ножа.

Видение мгновенно прекращается.

Сердце истошно колотится в грудной клетке, а очертания ванной вращаются перед глазами. Аддамс машинально моргает, стараясь унять невыносимое головокружение — постепенно становится чуть легче. Но не до конца. Вдобавок под носом появляется странное ощущение горячей липкости. Уэнсдэй рефлекторно проводит тыльной стороной ладони по лицу — на руке остаётся несколько капель крови.

Плохой знак, чертовски плохой. Подобного не случалось даже в далёкие шестнадцать, когда она совершенно не умела контролировать свой дар и отключалась практически после каждого видения. Пожалуй, и впрямь стоит немного ограничить применение экстрасенсорных способностей.

Цепляясь за край раковины, Уэнсдэй не без труда поднимается на ноги.

Собственное отражение в настенном зеркале вовсе не радует. На щеках пылает несвойственный ей яркий румянец, под носом размазаны багряные разводы крови. Включив холодную воду и наспех приведя себя в относительное подобие порядка, она быстро выходит из ванной и тут же сталкивается лицом к лицу со встревоженным Торпом.

— Всё нормально? — его внимательный взгляд скользит по ней от макушки до пят, явно подмечая и раскрасневшиеся щеки, и горящие лихорадочным блеском глаза.

— Нет, я умерла, и ты видишь мой призрак, — Аддамс закатывает глаза, старательно изображая свою стандартную реакцию на его чрезмерную заботу.

— Не шути так, пожалуйста.

Oh merda, ну что за невозможный человек.

С тех пор, как отец посвятил Ксавье в трагичную семейную тайну, чертов Торп стал крайне остро реагировать на любые упоминания смерти.

Зато после его последней реплики ей не приходится прибегать к актёрским талантам — глаза закатываются сами собой.

— Ты раздражаешь, — сообщает Уэнсдэй и решительно направляется к выходу. — Поехали, мы опаздываем.

Вест-Виллидж располагается совсем рядом с верхним Ист-Сайдом — дорога занимает от силы пятнадцать минут.

Вернее, могла бы занять пятнадцать минут, если бы Ксавье в очередной раз не продемонстрировал невыносимое упрямство и не настоял, чтобы они поехали на его машине.

Непомерно огромный и неповоротливый Шевроле Тахо, не идущий ни в какое сравнение с её резвым Мазерати, уныло тащится по ярко освещённым улицам Манхэттена — разумеется, с соблюдением всех правил дорожного движения. Уэнсдэй раздражённо барабанит пальцами по кожаной обивке пассажирской двери и периодически отпускает язвительные комментарии по поводу манеры вождения Торпа.

И по поводу выбора автомобиля, характеризующего хозяина как элитарного сноба.

И по поводу скоростного режима — даже бабушка Юдора водит быстрее.

Но Ксавье непреклонен и категорически отказывается нажать на педаль газа хоть немного сильнее.

От очередного семейного скандала их спасает четырёхэтажный дом из красного кирпича, наконец показавшийся на горизонте Коммерс-стрит. Аддамс выдыхает с облегчением, да и Торп, кажется, тоже — редкий случай, когда они хоть в чём-то солидарны друг с другом.

Полтора года назад дела Петрополусов резко пошли в гору. Аяксу удалось провернуть особенно выгодную сделку, а шоу Энид начали транслировать на более популярном телеканале — и к моменту рождения третьего ребёнка им удалось приобрести ту самую квартиру из идиллических грёз Синклер.

И хотя Аддамс ни на йоту не разделяла бурных восторгов бывшей соседки, даже она не могла не признать, что дизайн пятикомнатной резиденции выглядел почти приемлемо.

Швейцар в идеально отглаженном бордовом костюме и белых атласных перчатках фальшиво улыбается во все тридцать два зуба и распахивает перед ними дверь. Ксавье суёт ему смятую десятку, отдавая дань пафосным традициям. Они проходят в вымощенный мрамором вестибюль с двумя лифтами и огромными зеркалами от пола до потолка — Вест-Виллидж насквозь пропитан тошнотворным духом роскоши.

Энид неоднократно хвасталась, что в их доме живёт как минимум две голливудские знаменитости и с десяток восходящих звёзд.

Очередная омерзительно шикарная обитель снобов, сорящих деньгами направо и налево.

Впрочем, вполне в духе Синклер, которая готова продать душу Дьяволу, лишь бы хоть немного прикоснуться к миру славы.

— Ты выглядишь усталой… — негромко замечает Ксавье, когда они входят в лифт, отделанный красным деревом. — Можем посидеть часик и поехать домой.

— Я в порядке, — твёрдо отрезает Уэнсдэй. Его беспрестанная забота изрядно действует на нервы. Невыносимо. Словно она не беременна, а смертельно больна и с минуты на минуту отойдёт в мир иной.

— Не дуйся, я же просто волнуюсь, — он нажимает на кнопку чётвертого этажа.

Аддамс бормочет под нос отборные ругательства на итальянском.

Когда двери лифта бесшумно закрываются, Торп внезапно решает зайти с другой стороны — оборачивается к ней и делает стремительный шаг вперед, вжимая Уэнсдэй в стену. Его пальцы стискивают её запястья, резко вскидывая руки на головой.

Это немного больно.

Это невероятно приятно.

И это запрещённый прием, всегда действующий безотказно.

Уэнсдэй слегка вздрагивает, чувствуя, как близость его тела мгновенно отзывается импульсом желания между бедер. Черт бы побрал гормональный шторм, вызывающий острое возбуждение от малейшего прикосновения.

Она машинально приподнимается на носочки и тянется к губам Ксавье. Насыщенно-зелёные глаза блестят, словно пламенеющие угли, древесный аромат парфюма окутывает дурманящим облаком. Oh merda.

Но всё заканчивается также стремительно, как и началось — чуть покачнувшись, лифт останавливается на последнем этаже.

Торп самодовольно усмехается и отстраняется, чем вызывает неуемное желание вогнать парочку иголок ему под ногти.

Уэнсдэй разочарованно выдыхает — требовательная пульсация внизу живота напрочь уничтожает все прочие мысли. Не совсем отдавая отчёт в собственных действиях, она хватает его за руку, пытаясь притянуть ближе к себе. Но Ксавье не двигается с места, противится её напору… Oh merda.

Наверное, она должна винить себя за подобное развратное безрассудство. Она окончательно свихнулась, если действительно хочет заняться сексом прямо здесь. Прямо сейчас.

Но отчаянная нужда и обжигающая влажность между бедер заставляют голос рационального мышления умолкнуть. Воображение, взбудораженное мощным выбросом гормонов, услужливо подсовывает самые откровенные фантазии — бесполезные, но чувственные.

Ощущение его языка во рту, на шее с неистово бьющейся жилкой, на тяжело вздымающейся груди… Везде. Грубоватые прикосновения рук, стискивающих талию и бедра до синяков. Твёрдость напряжённого члена и глубокие толчки внутри её разгорячённого тела.

— Мы опаздываем, не забывай, — улыбается Ксавье, снисходительно глядя на её призывно приоткрытые губы.

Черт бы его побрал.

У него ещё хватает наглости издеваться над ней таким изощрённым способом.

Раздраженно дёрнув плечами, Аддамс выпускает руку Торпа и первой выходит из лифта, стараясь игнорировать учащённое сердцебиение.

Энид открывает дверь после первого же звонка. Аякс стоит позади неё, широко улыбаясь и вальяжно потягивая какой-то оранжевый коктейль.

— Мы вас уже заждались… — блондинка едва не подпрыгивает на месте от переполняющих эмоций. — Скорее проходите.

Ей явно доставляет неимоверное удовольствие выступать в