Смерть заберет с собой осень - Эмма Рид Джонсон

закрылись под сопровождение женского голоса, объявляющего о следующей станции. Со всех сторон нас плотно обступили люди. Я устало привалился к Юки-куну, прислушиваясь к неровному ритму собственного сердца.

«Дотяни до Рождества, умоляю! – мысленно обратился я к своему телу, будто уговоры могли бы оттянуть скорую кончину. – Я большего-то и не прошу…»

* * *

– Итадакимас![30]

Я взял палочки и сразу принялся опустошать небольшую плошку риса, залитого острым соусом. Подцепил несколько кусочков курицы хе и поспешно начал набивать рот. Мама буравила меня странным взглядом, то и дело ёрзая на месте, словно никак не могла удобно усесться.

– Я нормально сдал, – с трудом проглотил то, что было у меня во рту, – до высшего балла не хватило восьми.

– Молодец! – Она, казалось, заметно расслабилась. – А когда следующий экзамен будет?

– Через три дня.

В моём голосе отчётливо слышалось несвойственное для меня равнодушие. При обычных обстоятельствах я бы в панике трясся над подготовкой, но больше это не казалось чем-то важным. Вряд ли я доживу до выпуска – так есть ли смысл загоняться по этому поводу? Экзамены были лишь очередным триггером для необъятного стресса, а моя нервная система и так успела улететь в тартарары.

Первоначально спокойная и в какой-то степени мирная обстановка вновь накалилась, натягивая между мной и мамой ощутимое напряжение: я не желал оправдываться за те или иные мысли и поступки, а она не знала, что можно ещё сказать.

Мы никогда не были особо близки. Она мало что знала о моих интересах и увлечениях, и все наши разговоры так или иначе сводились к университету или врачам, но в нынешнем положении эти темы могли спровоцировать у нас двоих абсолютно ненужную негативную реакцию, а придумать что-то другое у неё не получалось.

Как никогда она выглядела потерянной и беспомощной.

– Чем планируете заняться после ужина? – как бы между делом поинтересовалась она, накладывая Юки-куну овощи. – Если не секрет, разумеется.

– Ну… – начал он.

– Ничем особенным, – перебил его я, а сам вспомнил, что мне ещё надо было отыскать или каким-нибудь способом выведать у него пару-тройку, а если повезёт, то и дюжину стихотворений, чтобы было с чем ехать завтра на встречу со знакомой Ивасаки-куна. – Кстати, мам, можно вопрос?

Она старалась не смотреть на меня, но палочки в её руках всё равно дрогнули. Юки-кун был прав, когда писал, что она боится меня. Это было в какой-то степени забавно и странно. Ещё никогда я не видел её в таком замешательстве.

– Разумеется.

– Рождество уже совсем скоро, и это, как бы… – Я пожевал изнутри щёку, поглядывая краем глаза на Юки-куна. Тот молча ел свою порцию, явно не желая встревать в наш разговор. – В общем, я бы хотел, чтобы Юки-кун отпраздновал его с нами, потому что… – в последний момент вспомнил его выдуманную историю и едва не сболтнул лишнего, – …из-за этой странной зимы он не сможет уехать домой, и как бы…

– А… – Она мягко отмахнулась, собирая одинокие рисинки в небольшую кучку. – Мне казалось, что это уже даже не обсуждается.

– А отец?..

Она удивлённо вскинула брови:

– А что он?

Пускай в её голосе и проскользнуло истинное недоумение, она как никто другой должна была знать отца. Он не отличался дружелюбным и открытым характером, с подозрением и пассивной враждебностью относясь абсолютно ко всем вокруг, если они не были его коллегами или клиентами.

Я не был слепым и прекрасно видел, что Юки-кун не слишком нравился моему отцу. Дело не в том, что они не сошлись характерами или чем-то в таком роде, просто его раздражал сам факт того, что он оставался у нас столь продолжительное время. Чужак в доме, который вполне мог представлять в сознании отца скрытую угрозу, но несмотря на это, он ничего не говорил ни мне, ни ему в лицо, потому что понимал: только Юки-кун был тем человеком, кто в состоянии меня вразумить.

Будь моя воля, я бы уже давно съехал, но ни мама, ни отец мне бы этого не позволили. Их желание контролировать меня порой переходило границы разумного. Обычно именно мама впадала в панику и считала, что я умру сразу, как только переступлю порог. Из-за этого между нами едва не возникали новые ссоры, которые быстро улаживались, потому что сил конфликтовать с ней уже не было – она считала свою точку зрения единственно верной и не хотела меня слушать.

– Да нет, ничего. – Я покачал головой. – Просто решил уточнить. Готисосама[31]. – Я отложил палочки, кладя их поперёк пустой тарелки. – Если что, я в душ.

* * *

В предбаннике было довольно прохладно, но я всё равно упорно сидел между раковиной и стиральной машиной, вчитываясь с экрана телефона в бесчисленное множество китайских стихотворений и копируя те, что мне хотя бы немного нравились.

Глаза пощипывало от переутомления, словно мне в лицо бросили горсть песка. Голова моя продолжала гудеть, а воодушевление резко сменялось горечью, и я не понимал, что чувствовал, – списывал всё на усталость, но подсознательно всё равно понимал, что дело явно в чём-то ином. Сколько бы я ни пытался притворяться, правда была прямо у меня перед носом.

Настроения принимать ванну у меня не было, но всё же в последний момент уговорил сам себя. Она не спеша наполнялась, и где-то минут за десять до конца я подхватил своё любимое небольшое полотенце, быстренько скрываясь в самой ванной комнате.

Рядом висело зеркало во всю стену. Оно было немного заляпано брызгами воды и каплями мыльного раствора, но именно оттуда на меня взирал тощий нескладный мальчишка, которому на вид было лет семнадцать, но никак не двадцать.

Пододвинув ногой табуретку, я лениво начал стягивать с себя вещи и, полностью раздевшись, всё же решил выбросить их обратно в предбанник: ремень со звоном ударился об пол, и я видел размытое пятно этой груды тряпок, беспорядочно развалившихся на полу. Если бы мама решила зайти, то в обычное время непременно отругала бы меня за неряшливость.

Усевшись и выключив воду, я завис, утопая в пустоте. Засмотрелся в одну точку, ни о чём больше не думая. Она начинала пульсировать и покрываться чёрными пятнами, пока я продолжал бесцельно поливать своё левое плечо тёплой, практически горячей водой. Она напоминала мне уютное одеяло, и я был уверен, что мог бы так просидеть целую вечность.

В какой-то момент машинально потянулся рукой к месту под грудью чуть выше рёбер и с силой начал расчёсывать его. В последнее время моё тело постоянно зудело. В