Счастье рядом - Аннэ Фрейтаг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я бы не предложил тебе этого, если бы тут не было лифта. – Наши глаза встречаются. – Итак, Креветка, выходим, мне нужно припарковать карету.
Я стою на крыше. Может быть, не на крыше мира, но выглядит это так, будто я могу достать до неба рукой. Надо мной возвышаются башенки, словно иголки втыкаются в безоблачное небо.
Когда вижу такие постройки, я восхищаюсь людьми. Если бы они друг для друга делали столько же, сколько делают для Бога, внизу было бы намного красивее. Сущий рай.
Оскар обнимает меня за плечи и прижимает к себе.
– Если бы тебе пришлось подбирать музыку к этому моменту, что это было бы?
– Это просто, – отвечаю я и пытаюсь игнорировать то, что его торс касается моего тела, – Perfect day Лу Рида.
– Хороший выбор, – говорит он и одобрительно кивает. – Очень хороший выбор.
– Спасибо. – Я довольно улыбаюсь ему. – А какую песню выбрал бы ты?
– Не спрашивай почему, но это была бы Old One группы Kids Of Adelaide.
– Я такую даже не знаю… Почему я ее не знаю?
Он целует меня в висок и прижимает к себе.
– Я включу ее для тебя в машине, – говорит он, и мы идем по скату крыши, держась за руки.
Остановившись у одного из окон, мы смотрим на Милан, и внезапно я осознаю, что даже и не помню, что еще пару часов назад мне было плохо. Может быть, это Оскар-терапия. Точно, она. Каждая минута, проведенная с ним, делает меня счастливой. С ним, как мне кажется, я ничего не теряю, только выигрываю.
Оскар подкатывает тележку, которую он припарковал в проулке, рядом с большим мусорным контейнером, и которая, к счастью, никому не понадобилась, и протягивает мне руку.
– Поехали?
Я киваю и залезаю внутрь. Группы туристов стоят толпами вокруг своих гидов, которые с явным итальянским акцентом на английском рассказывают им про собор и его историю, а эффектные жительницы Милана прогуливаются на высоких каблуках с нереально дорогими сумками мимо нас. В обычной ситуации нас никто бы не заметил, но наша продуктовая тележка привлекает к себе слишком много внимания. Некоторые смотрят на нас с непониманием, другие шутливо посмеиваются, а третьи с упреками качают головой, как будто это какая-то неслыханная наглость с нашей стороны, будто мы оскверняем тем самым собор. Но нас это не волнует. Я думаю, Оскару даже нравится. Каждый осуждающий взгляд делает улыбку на его лице только шире. Он наклоняется ко мне и шепчет мне на ухо:
– Держись крепче, Креветка.
Я с улыбкой хватаюсь за металлические прутья, и он начинает бежать. Ветер дует мне в лицо, и мы разгоняем голубей на своем пути. Они летают стаями вокруг нас. Я чувствую свободу и лето, а улыбка Оскара заражает меня своим позитивом. Любовь всей моей жизни стоит у меня за спиной, и от этой мысли сердце начинает биться чаще. Оскар катает тележку по кругу, а я смотрю наверх и вижу перед собой кучу парящих крыльев. Я жива!
– Оскар, – говорю я, громко смеясь, и он останавливает тележку.
– Что случилось? – спрашивает он, запыхавшись.
Я смотрю ему в глаза, а потом говорю:
– Я люблю тебя.
Мы с Оскаром сидим в маленьком ресторанчике, где на столах скатерти в красную клетку, а в плетеных корзинах, натертых воском, стоят пузатые бутылки вина, и делаем вид, что изучаем меню. Но на самом деле, я без понятия, что является блюдом дня. Наши взгляды слишком заняты друг другом и лишь иногда опускаются в карту. Пикассо сказал однажды, что все, что мы можем себе представить, реально. Если это правда, мне нечего бояться.
Официант подходит к нашему столику и заставляет меня вернуться в реальный мир.
– Wote du ju wante? – спрашивает он с сильным итальянским акцентом, и я смотрю в карту. И, пока читаю названия различных блюд, я вдруг вспоминаю, как привезла Тине открытку. На ней маленькими буквами было написано: «Жизнь коротка», а внизу большими буквами: «Сначала съешь десерт».
Я закрываю меню и отвечаю:
– Ун тирамису, пер фавор.
Оскар смотрит на меня, затем говорит:
– И уна панна-котта.
Официант кивает и исчезает.
– Может, потом съедим лазанью напополам?
Тот факт, что Оскар понимает меня без слов, заставляет мое сердце сжаться.
– С удовольствием, – шепотом говорю я.
Тирамису был потрясающе кремовым и сладким, а его послевкусие словно прощальный подарок, который я могу унести с собой в машину, думаю я, пока Оскар катит меня вниз по переулку. Тоненький полиэтиленовый пакет рядом со мной шуршит, когда тележка наезжает даже на маленькую неровность. Я коленом прижимаю бутылку с водой и расплющиваю наш аварийный запас еды и лазанью, которую мы только что купили, но которую так и не поедим.
– Кошка еще там? – ухмыляясь, спрашивает Оскар.
Я осматриваюсь и нахожу ее, сидящей под почтовым ящиком. Она сопровождает нас от самого супермаркета.
– Да, она тут.
И все-таки в Милане есть бездомные кошки. По крайней мере, одна.
Переулок словно вымер. Темно, только ярко светятся глаза нашего маленького черного проводника. Ночь проглотила день так же быстро, как мы – десерт. Желтоватый свет уличных фонарей освещает лицо Оскара. Я смотрю на него и его щетину, которая отросла за последние два дня. Мой взгляд проходит по родинке на его щеке и находит губы. Я быстро отворачиваюсь и снова смотрю в его глаза. Я действительно не понимаю, что Оскар видит во мне, может быть, то, чего вообще нет. Но, что бы это ни было, я рада, что он это делает.
Когда мы сворачиваем на большую улицу, вдали мне удается разглядеть «Вольво». Он медленно приближается к нам, а вместе с ним и боязнь палатки. Я сказала, что люблю его, этого достаточно? Имею в виду, это было доходчиво, или мне стоит повторить? Не будет ли это выглядеть неуверенно?
– Тесс?
Я поднимаю на него взгляд.
– М-м?
– Сделаешь мне одолжение?
«Да, любое», – думаю я и слышу, как отвечаю:
– Какое?
– Прекрати думать, – отвечает Оскар и останавливает тележку. – Как ты справлялась с этим без меня? – ухмыляется он. – Ты хоть на секунду останавливалась? – Я сжимаю губы, вздыхаю и качаю головой. – Хорошо, – тихо произносит он и подходит ближе. – Скажи, о чем ты сейчас подумала?
Откашливаюсь и делаю глубокий вдох. Вчера я бы еще утаила это от него. Я бы хотела набраться смелости, но все равно молчала бы.
– Поспишь сегодня со мной в багажнике? – вырывается из меня, и я задерживаю дыхание.