Бывшая в употреблении - Ульяна Громова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То что?! — нахально вопросила прима. — Побежишь моему мужу докладывать?
— А то! — смерила презрительным взглядом. — Я ему это в таких красках расскажу, что тебя даже Windows на твоем ноутбуке приветствовать перестанет…
— Не лезь в мою жизнь, ясно! — процедила сквозь ровные зубки прима, теряя самообладание.
— А то что? — насмешливо подняла бровь костюмерша, снова откинувшись назад.
— Я ведь тоже могу твоему мужу кое-что рассказать!
Катерина вдруг весело расхохоталась. Сабина не поняла почему, но ее пробрала внутренняя дрожь. Срочно нужно было позвонить мужу и сказать что-то такое, чтобы слова этой стервы потеряли вес. Но что — придумать прима не смогла.
Костюмерша перестала смеяться, расстелила свою постель, будто ничего только что не произошло, переоделась в свободные шелковистые штаны и тунику, достала из своего рюкзака большое красное яблоко и устроилась с электронной книгой, подоткнув под спину подушку. Казалось, ей не было дела до соседки, и чувствовала она себя явно уверенно и спокойно.
Чего Сабина не могла сказать о себе. Она снова легла и отвернулась, и хотела бы уснуть, но не могла. Под сердцем клубились неприятные предчувствия, она вела внутренний диалог с Виктором, этой стервой Теркиной, с мужем, находила веские аргументы и оправдания себе, злилась на Грега, но все это не успокаивало, а наоборот — все больше ввергало в отчаяние и предчувствие близкой катастрофы. А еще все больше укрепляло ее решение искать работу в Москве.
* * *
Когда надоело инспектировать окраины города, уже свернул на ведущую в мой коттеджный поселок дорогу, но словно что-то стрельнуло в мозге, и я резко пересек сплошную двойную и рванул на прилежащую трассу. Уже через несколько минут звонил в дверь квартиры в родной высотке.
Кирилл открыл сразу, будто стоял за ней:
— В окно тебя видел, кофе в кухне пил. Будешь? — с порога с улыбкой предвосхитил мой вопрос.
— Поможешь все наладить? — ответил вопросом на вопрос.
— Жизнь? — поднял он бровь, а в глазах вдруг что-то засияло, ярко, как звезда надежды.
— Сначала хотя бы дом.
— Не с того начинаешь. Опять… — отвернулся и пошел в комнату. Уже оттуда донесся его голос: — Я про кофе, если что!
И я бы ему поверил, если бы не «жизнь?» и «опять». Но прошел в кухню и нажал на кнопку чайника.
Друг вышел уже одетый и со спортивной сумкой в руке:
— Дома кофе пить будешь, — скомандовал, подтвердив мои догадки, и пошел обуваться, на ходу договаривая: — Мои на два дня к родителям в «Луговое» умотали.
Я только усмехнулся — Кир на самом деле стал мне почти братом, знал меня, как облупленное яйцо, видел насквозь и выкроил для меня пару дней, потому что ждал. Потому и стоял у окна. И чайник был полнехонький и совершенно холодный…
Мы молча спустились в лифте, молча сели в машину, молча выехали со двора. Лишь на оживленной трассе я, не поворачиваясь к другу, чувствуя, как затапливает теплотой все нутро и щекочет во всем теле, как пацан, впервые познавший, объявил:
— Я Катю поцеловал…
— Не с того начинаешь, — хмыкнул Кир.
И я заржал как конь, до слез. Получил тычок кулаком от друга, тоже захохотавшего. Так и ехали, как два упоротых веселящим газом придурка, пока друг вдруг не заорал:
— Тормози! Тормози! — Я уже чуть не вдавил педаль тормоза в пол, но молниеносно оценил обстановку и не увидел проблем, требовавших такого экстренного решения. — Вот к тому магазинчику съезжай… — потребовал Кир и повернулся ко мне: — Да не бойся ты тормозить на всем ходу, я же уже оценил обстановку, взвесил «за» и «против», просчитал перспективы, спрогнозировал действия других участников движения — все ок, брат. Просто тормози. — И вышел из машины, оставив меня с полной уверенностью, что говорил не о том, о чем могло показаться на первый взгляд. Вернулся он через несколько минут с кегой хорошего пива и пакетом, из которого одуряюще пахло копченой рыбой. — Ты как-то неправильно развязал, братело, сам на сам — не по-дружески это, — таки укорил, устраивая покупки за спинкой своего сиденья…
Больше в этот день мы о Кате не говорили, хотя все мои мысли были с ней. Я мог представить каждое ее движение: как она читает, пьет чай, идет в вагон-ресторан, иронично вздергивает бровь на какой-нибудь вопрос моей жены… О ней думал меньше всего. Насвистывал веселый мотивчик, затирая стены шпаклевкой, нарезая обои, укладывая снова ламинат…
Шашлыки, холодное пиво, как когда-то прежде, разговоры с лучшим другом обо всем — казалось, жизнь налаживается, приобретает ясные очертания, как кромка деревьев на фоне огненного заката, подернутого дымом из мангала. И все это было идеально само по себе, дышало жизнью, радовало. Даже мысли о Катюше, смакование еще незабытого вкуса нашего поцелуя и ощущения ее тела в ладонях было уместным и правильным, заставляло сердце ликовать, предвкушать и ждать. Жить…
* * *
Если эта девица думала, что я сделаю ее дорогу невыносимой — она ошиблась. Даже в мыслях не было. Рассказывать однокласснику я ничего не собиралась, но и позволить этой сучке носиться по кобелям — тоже. Дима не заслуживает такого к себе отношения. Обмен «любезностями», который состоялся с этой шлюхой, не в моем стиле и оставил на душе гадкое послевкусие. Я уже корила себя, что опустилась до ее уровня, но в тот момент была уверена, что другого тона и слов она бы не восприняла. Наблюдала за соседкой исподтишка и понимала Димку как мужчину: красивая, с полной аппетитной грудью и губками, точеная фигурка и черты лица, холеная, идеальная во всем — любое ее движение, даже самое незначительное, любая поза — шедевр! Ни лохматая прическа, ни дырочка, протертая ногтем на носке, ни крошки на губах, ни растрепанная одежда совершенно не портили ее. Она вызывала стойкое желание утереть ей сопли, накормить с ложки, покачать на ручках, чмокнуть раскрасневшуюся с идеальной кожей щечку… Не у меня, конечно, но я прекрасно понимала, как эту неиспорченную временем красоту воспринимают мужчины. Сабина — чистый секс в каждом ее проявлении. Даже я любовалась ею, потому что признавала — она чертовски хороша. Абсолютно понятно, на что попался бобыль Димка.
Я помнила рассказ Кирилла о знакомстве одноклассника с этой девкой и пятьсот раз уже пожалела, что не призналась мужу в измене сразу. Надо было… Но я упустила время, как его упустил когда-то Димка. Мы оба натворили дел. Нерешительность — плохой попутчик, когда дело касается любви.
Листала детектив бездумно, доедала безвкусно яблоко и мыслями была далеко от поезда, примы, гастролей… Думала о любимом мужчине, могла представить его в каждую минуту: как ест, спит, держит руль, улыбается, смотрит исподлобья, когда упрямится, как готовит яичницу или мясо на мангале, как… занимается сексом.
Зажмурилась, чтобы прогнать возникшую в воображении картину, как он трахает жену. В груди заполыхала ревность. Эта девица наверняка в постели очень горячая штучка.