Боги нефрита и тени - Сильвия Морено-Гарсиа

Кассиопея отвернулась, почувствовав во рту привкус желчи. У нее даже и мысли не было о сострадании – бог все сделал правильно, он расправился с врагом.

Хун-Каме снял ожерелье с мертвого тела и сжал в руке. От трупа поднялся белый едкий дым, и Кассиопея закашлялась. Дым принял зыбкие очертания колдуна, и раздался злой голос:

– Думаешь, ты победил меня? Не пройдет и двух ночей, как мой господин оживит мои кости.

– Извини, но мы не будем дожидаться этого радостного события, – ответил Хун-Каме.

– Ах да, бегите. Бегите навстречу судьбе. Но, возможно, в Терра Бланка ты поймешь, что все равно проигрываешь, и я буду отомщен. Вукуб-Каме несет с собой новую эру, а ты – жалкий балласт.

– Ну а ты пока что мертвец, и не факт, что мой братец озаботится твоей судьбой.

Дым со свистом развеялся.

Хун-Каме надел на шею ожерелье и повернулся к Кассиопее. На его коже быстро затягивались следы ожогов, но дышал он все-таки тяжело.

– Ты в порядке? – спросила девушка.

– Стараюсь, – лаконично ответил бог.

Кассиопея кивнула.

– Ты, кажется, порезала губу.

– Так вот откуда этот привкус, – пробормотала девушка.

Пальцы бога коснулись ее губ, легчайшее прикосновение, и сердце подпрыгнуло.

– Ну вот. У меня полезные умения, как считаешь? – От царапины не осталось и следа.

– Было бы неплохо, если б ты еще умел чинить одежду.

– Вот это бесполезное умение. Доберемся до отеля и переоденемся. Поспим немного и покинем этот город.

– Не могу не согласиться, – ответила Кассилпея. – И может… может, еще купим аспирин.

Его губы изогнулись, глаза посветлели. Улыбка ему очень шла.

Но в отеле им поспать не удалось – надо было спешить на вокзал. Зато они проспали почти целый день, пока поезд вез их на запад, в Нижнюю Калифорнию. Кассиопее ничего не снилось, и она была этому рада. Ей не хотелось, чтобы ее преследовал образ мертвого колдуна, и не хотелось видеть Черную дорогу Шибальбы.

Проснувшись, они сели у окна. Засушливый пейзаж сильно отличался от того, что привыкла видеть девушка. Было такое ощущение, что вот-вот произойдет что-то важное. В воздухе витали знамения, но она не умела их читать.

Хун-Каме молчал, и это молчание заставляло девушку нервничать.

Что-то было не так. Триумф над колдуном должен был радовать, ожерелье вернулось владельцу, но бог хандрил.

Солнце палило в окна, в купе было жарко, как в духовке. Кассиопея слегка приоткрыла окно: пусть залетит пыль и гарь от паровоза, но ей нужно хоть немного охладиться.

Через плечо она посмотрела на Хун-Каме. Взгляд бога был направлен в такие дали, куда девушка не могла добраться.

– Что такое? – спросила она, не вытерпев.

– Он прочертил для нас дорогу, и теперь я гадаю, куда она приведет, – сказал Хун-Каме.

– Не понимаю.

– Мой брат специально устроил все это. Он заманивает меня все дальше от сердца империи, от Юкатана. Просчитанная игра, которая не волновала меня до этого момента, но теперь я думаю… может, было бы лучше, если бы сперва я нашел глаз, а не ожерелье. Мне казалось, ожерелья на шее будет достаточно, но это не так… моя сила убывает.

Благодаря сотворенной иллюзии нефритовое ожерелье выглядело как обычный шейный платок, и бог прижал руку к горлу.

– Ты тоже выглядишь слабее, стала совсем хрупкой, – пробормотал он и отвел взгляд. – Я… я должен вернуться домой. Я нужен Шибальбе, и она нужна мне. Иногда я думаю, что если проведу в Срединном мире лишние несколько дней, то уже не смогу вернуться… не стану тем, кем был. – Он покачал головой. – Ты не поймешь.

– Ну почему же…

Кассиопее было жалко его, но еще больше она жалела себя. Она заговорила, громко и решительно:

– А ты понимаешь, что перевернул мой мир с ног на голову? Возможно, я тоже никогда уже не стану прежней!

– Я вытащу осколок кости, как только верну трон.

Эти слова были подобны удару. Кассиопея вскинула голову. Ей захотелось схватить его за рубашку и потрясти.

– Дело не в осколке кости, – сказала она. – Дело во всем. Я понятия не имею, куда мне идти потом, что делать. Ты когда-нибудь задумывался об этом? Ты вернешься домой, но я-то свой бросила. Моя семья не примет меня обратно.

– Это не одно и то же.

Бог встал. Кассиопея вспомнила историю, которую рассказывала мама. О том, что непослушные девочки превращаются в огненный шар. Кажется, сейчас это и произойдет. Но она все равно не отвела взгляда.

– Я чувствую, как твоя смертность пятнает меня, и я должен скорее избавиться от нее, – сказал Хун-Каме.

– Ты так говоришь, словно я ядовита, – ахнула Кассиопея.

– Так и есть, – кивнул он холодно. – Ты ядовита для меня, а я ядовит для тебя. Я убиваю тебя каждую минуту. Если бы ты мыслила здраво, то поняла бы, почему я стал уставать. Если бы я вернул глаз, то, возможно, стал бы сильнее… Если бы я остался на Юкатане – тоже. Но не здесь. Ты не глупа, ты должна хоть немного понимать…

Он угрюмо уселся в углу купе.

– Ты боишься, – удивилась Кассиопея.

Неужели такое может быть – бог смерти боится смерти. А может, жизни? Почему бы и нет? Считая себя бессмертным, он внезапно столкнулся с тем, что жизнь конечна, с угрозой краха всех его планов. Кассиопея не особо боялась за себя, хотя и понимала, что умирает, что когда он наполнится ею, она сломается, как засохший цветок. Но пока что ее интересовала его реакция.

Хун-Каме раздраженно вскинул голову.

– Помолчи, – сказал он низким голосом. – Сказанное вслух обретает силу.

Кассиопея уставилась на него, гадая, какую неудачу могут приманить эти слова. Но пришла к выводу, что надо считаться с правилами богов, пусть она их и не понимала. Может, не стоило втягивать его в разговор, как он и хотел.

– Прости, – прошептала девушка.

– Пустяки, – спокойно ответил он, но по его голосу она догадалась: не пустяки. Его беспокойство казалось осязаемым: словно испуганная птица, оно кружилось по комнате.

– Давай посмотрим, что подают в вагоне-ресторане, – прибегла она к опробованному приему. – Наверное, что-то отвратительное, наподобие ростбифа. – Взяла бога за руку и, прежде чем он успел запротестовать, вытащила из купе.

Но вместо вагона-ресторана повела его в вагон-салон, который был в этом поезде. Там стояли столы с канцелярскими принадлежностями, чтобы можно было написать письма близким, и мягкие кресла. Из панорамных окон открывался отличный вид. По желанию можно было заказать напитки и легкие закуски. В данный момент здесь никого не было. Должно быть, пассажиры ужинали или дремали у себя.