Царь царей - Дмитрий Александрович Билик

— Блин, ты чего кидаешься? — возмутился камень.

— Матвей, действительно, можно поаккуратнее, — заметил Егерь. — Все же артефакт.

И сам поднял булыжник. Которому и приказал:

— Рассказывай.

— Я тебе много рассказать не смогу. Так, по мелочи и лишь за последнее время.

— Колянстоун, не раздражай меня. Не забывай, почему я почти не достаю тебя со Слова.

— Да рассказываю, рассказываю. Мертвая фурия, грифониха, лесной черт, бес. Бес обычный, среднестатистический. Даже обидно, что ли. Все такие редкие, а он…

— Задолбал, — ответил Михаил, убирая на слово артефакт тире камень.

— Это чего? — зачарованно спросил я.

Нет, я привык ко всякому за последние несколько месяцев. Однако Егерь смог меня удивить.

— Артефакт. Вроде как рубежника при жизни сильно прокляли, а потом голову отрубили. Но как-то плохо и не до конца. Он не умер, а долго мучался. Закостенел и превратился в камень. Но это он так рассказывает, я бы Колянстоуну сильно не верил.

— Колянстоуну? — на автомате повторил я.

— Его при жизни звали Николай. А когда он стал вот этим, не знаю уж кем, то решил на иностранный лад добавить к имени «стоун». Так-то как артефакт — он неплохой. Многое знает, а еще обладает способностью чувствовать всякое зверье. Ну, нечисть в смысле. Жаль только болтливый очень, сложно его долго вытерпеть.

— Дела… — почему-то протянул я присказку Егеря.

— Меня интересует другое, а именно — грифониха. Значит, не обманули чуры. Даже удивительно. Так что, расскажешь или как?

Я тяжело вздохнул, поняв, что на этот раз чуры меня действительно переиграли. И стал рассказывать.

Глава 15

— Фурий-то ты зачем разводишь? — спросил Егерь, когда я наконец замолчал.

— Сами завелись, от сырости. Точнее, мне их подбросили. Теперь не знаю, как от них избавиться.

— Как избавиться, — пожал плечами Михаил, — просто. Берешь, мертвой водой все обрабатываешь. Они сами наружу вылезают, как короеды. А там главное поймать. Хотя, если у тебя грифон, да еще послушный, с этим особых проблем не будет. Но можно и ловушку какую смастерить. Фурии жуть как мертвую воду не любят. Правда, сам я их не видел, но много читал.

Я слушал, развесив уши. Запоздало подумав, что вообще все это надо было бы записать. А еще понял, что Егерь явно не тянет на человека, который много читает. С другой стороны, наши стереотипы хоть часто и помогают в повседневной жизни, но это не значит, что они будут работать всегда. Потому что невозможно в один сложившийся образ уместить целого человека.

— Ладно, пойдем, а то твой кощей уже паникует, наверное. У меня леший тут грозный. Не любит чужаков.

— Мне в этом плане повезло. У меня батюшко добрый.

— Значит, не совсем леший, а скорее лесовик, — поправил меня Егерь. — Хотя порой даже сама нечисть между ними разницы не видит.

— А она есть?

— Есть. Но это как у любителей хорошего вина. Для обывателя, что одно, что другое — разницы никакой. Лишь бы по голове било. А для ценителей — есть. Лесовик — это добрый хозяин, а леший — строгий, часто злой. Вот у меня здесь именно такой. Ко мне-то уже привык, да и выбора у него особого не было, но чужакам лучше по одному не ходить. Хотя твой приятель сильный, может и с нечистью в ее обители потягаться.

Не скажу, что очень бы расстроился, если бы местный леший уконтропупил Рехона. Разве что пришлось бы опять извиняться перед воеводой, да еще на границе объяснять — что именно произошло.

В любом случае, ничего из этого делать не пришлось. Рехона мы обнаружили на тропе, чуть встревоженного, взлохмаченного, но целого и невридимого. Разве что его модный свитерок был вывернут наизнанку. Ого, да он знаток. Молодец, сразу сообразил что к чему. Такого можно и в поход брать.

— Бросить меня хотели? — гневно спросил проклятый.

— Если бы решили, так не стали бы искать, — коротко оборвал Егерь. — Кто же виноват, что ты вперед удрал. Потрепал леший?

— Пытался, — криво усмехнулся Рехон. — Сначала стал ветром шуметь, потом кричать зверьем на все лады. Но напасть не решился. Я сильный.

— Ну, раз сильный, значит, ты и будешь дрова колоть, — решил Егерь. — Пойдемте, у меня уже от голода бурчит в животе.

— Михаил, а кто у тебя там дома был?

— Дома? — переспросил Егерь. Я так часто делал, когда не хотел сразу отвечать на вопрос. — А, это Виктор. Можно Витя, он на фамильярность не обижается.

До дома мы добрались минут за пять. Мне чудилось, что было еще ближе, но Егерь намеренно провел нас кругом, чтобы мы ничего не запомнили. Либо я становлюсь параноиком, что при нашей рубежной жизни не сказать чтобы плохо.

— Представая хозяином сего дома, я, Михаил Дружинин, сын Антона, приветствую… братьев. Если вы пришли сюда с чистыми помыслами, не тая зла и хитрого умысла, то не потерпите вреда для себя, не будете уязвлены в промысле, знаниях. А обращаться к вам будут по древним законам русского гостеприимства.

Я сказал свою часть клятвы, отметив, что тверской вариант приглашения в дом немного отличался от нашего, новгородского. Рехон, после непродолжительных колебаний, тоже пообещал вести себя как белый и пушистый зайка. Коим он, само собой, не являлся.

Правда, хозяин дома тут же выставил проклятого кощея наружу, предварительно вручив топор.

— Наколи дров. Надо печь натопить, чтобы ночью не замерзнуть, да и баню раскочегарить.

Рехон, что любопытно, не стал спорить. Лишь скрылся в ночи. Я же дрожащим голосом, стараясь не смотреть в дальнюю часть комнаты, где сидел пленник, спросил:

— У тебя тут и баня есть?

— Ну, баня так, одно название. Но помыться с дороги получится. Канализации тут нет, удобства во дворе. Вон там, за кустом будка для раздумий. Но это точно то, что ты хочешь спросить?

— Нет, — ответил я, не сводя взгляда с плененного существа. — Просто как-то неудобно.

— Штаны снимать через голову неудобно, молнией все время по носу чиркаешь, — ответил Егерь, словно ребром ладони по воздуху рубанул. — А если есть что спросить — спрашивай.

— Кто это? — ткнул я пальцем в дальнюю часть комнаты.

Там, закованный в цепи, которые тянулись от вмурованного в стену кольца, сидел человек. Ну, самый обычный. Такой типичный скуф — пухловатый, с начинающей расползаться по голове проплешиной, вздернутым смешным носом и невинными глазами, которые вообще можно придумать. По сравнению с ним кот из Шрека — серийный маньяк-убийца. Разве что «горка», в которую оказался облачен пленник, немного