Вера и жизнь. Часть 1 - Анатолий Васильевич Чураков

духовную память сердца. И знающему можно дать словами понять, о чем идет речь, но остальные только исказят в меру своего сознания, поэтому многое и несложно, но может даваться только при личном контроле сердечного прозрения.

Сказано об огоньке, порхающем над сердцем, а он действительно как огненный мотылек, но может быть и свет серебряный сердца более полуметра надо областью сердца и видимым даже днем.

Порхающий огонек, как не гаснущий никогда огонек «дежурной» горелки, которая поджигает газ в рабочей, когда бы его ни подали и хранит от взрыва огонек вечной высшей ожиданности.

Время идет, и сияние материи Люциды из мягких интерференционных переливов приобретает четко очерченный огненный (подвижный) узор.

И цветы тонкого мира кажутся падающими с неба, заполняя все окружающее пространство. Но роза огненного мира уже требует не просто возвышенного, но ровного состояния, как бы естественного, но и дополнительного напряжения и концентрации для ее рассмотрения, подобно удерживанию в руках слишком подвижного вьюнка.

Со временем приходит радость битвы нескончаемой, именно ее нескончаемость не дает поражения окончательного, правда, и победы тоже, но как тяжело поначалу и какая зависть к простому солдату, имеющему возможность победить или погибнуть. В духовной битве таких привилегий нет, и каким бы сокрушительным ни было поражение — снова собирайся с силами и опять в бой. И самая яркая победа — только миг перед новой битвой. И вечный бой… Жизнь — вечное испытание битвой.

Пьяный мент, используя свою форму и подручного уголовника с гранатой, пытались шантажировать (рэкет) — разобрался. Через два года этот же мент, уже, правда, изгнанный за пьянку из органов, является в компании неплохой женщины, видно, тоже бывшей любительницы того же «змия» со следами «любви» этой на лице, но чувствуется в ней и касание мира тонкого, да в нем настрой тот же и та же тяга к насилию и попытки подавить чужую волю, только крышей уже Иегова, а вместо гранаты — Библия, но чувствуется, что и ее он бы мог использовать как дубинку. Пришлось обратиться за помощью — слишком много могло быть пострадавших от этой пары «доброго» и «злого» гангстеров, кнут и пряник ходячие.

Если человек видит речку, он не говорит «видение речки», и если я видел лебедя огненного, почему я должен называть его видением, если он реальнее той же речки. Гигантский лебедь белого пламени, четко очерчено каждое перышко, но при приближении пламя было краснее, и гигантское очертание больше издали походило на дракона сказочного. Чувство мощной и грозной силы, одно ее дыхание сделало не только область сердца, но всю левую сторону стальной. Чувствуется справедливость, но справедливость меча, который не дрогнет, но уже не дрогнула и душа. При первом огненном свидании почувствовал — рановато, это взлет, но нестабильный уровень, и действительно, пришлось еще годы и годы «кувыркаться».

Огненный Хозяин Замка Духов — чистое грозное веселье. Веселье, но грозное и неумолимое в своей непреложности, в своей неприспосабливаемости меча. Можно не приближаться, можно переступить, горе оказавшемуся на границе раздела. Как-то очень просто и светло прошло видение распятого Христа в поднебесье. Огненные тюльпаны около 15 м и такая же сиренево-фиолетовая спираль, ввинчивающаяся в небо дали ровное чувство безличной силы, но очень отзывчивой на мысль. Фауна и боги Египта на легком напряжении, но вроде кино. Валера видел женщину с факелом.

При электрической искре сначала идет ударная ионизация электрическим полем, и затем искра пробегает по ионам, как по проводнику. Так же божественные Идеи намечают пути эволюции на Акаше, и карма намечает конкретные пути всего, и только затем все из огненного и тонкого плана переходит в мир проявленный и реальный, путь искры жизни, увы, как извилист.

И шаровые молнии во многих случаях просто огненные элементалы — живые и, как все живое, черпают жизненную силу на плане огненном, а искусственные образования, которые получаются у «ученых» при громадных затратах энергии, похожи на них не более чем чучело из папье-маше на живого человека, но о затратах энергии на поддержание формы (не жизни) они дают наглядное представление, и живые могли бы указать на трансформацию вакуума непосредственно в проявленное электричество, т. е. энергию самого низкого порядка этого ряда, но для этого лучше бы подошли «заклинатели», владеющие психической энергией, а не электростанции, наполняющие эти «трупы» низкой энергией — это веревочки для марионетки.

Какие наноамперы и микровольты, когда прут миллионы вольт и ампер, — бессмыслица.

Сульфатация аккумулятора — есть духовная смерть, когда вследствие «физического» (химического) ограбления теряется способность к реализации потенциала энергии химического превращения. Так и человек вследствие той же грубости, закоснелости и отсутствии вследствие этого тонких реакций теряет способность к высшим энергетическим переходам. Грубость и лень зарядить вовремя свой жизненный аккумулятор делают человека гробом поваленным — хорош корпус аккумулятора, ярки этикетки, а емкость уже ноль.

Живая реакция живого сердца, когда оно способно гулять по всему телу, как по пустому помещению, давая тысячи различных реакций и ощущений, — это нить, которой можно чуять миры и силы Высшие здесь и привлекать их силы сюда.

Извилисты пути искры электрической, но выйдя из одного электрода неизменно закончится на другом. Так вехи пути и сроков неотменимы, т. к. установлены на Высших планах, но подробности предоставлены творчеству земному.

Могут силы Высшие и вехи высшие передвинуть, но опасно трогать узор кармы, и всегда остается место для тайны, и идут дети божьи на муки во имя нерушимости вечных законов, принимая на себя земные рушения зла (воли злой).

Не способна голова отличить удар кремня по ней от удара песчаником, но только кремень чистого сердца способен размолоть песчаник злой воли — плотны и ее образования.

Некоторые могут быть хорошими руководителями производств и военачальниками, но беда, коли они возомнят себя духовными руководителями. При обилии мышей лиса принесет пользы не меньше, а то и больше кота-лежебоки, но в курятнике ей делать нечего, увы. Есть лесорубы и есть садовники, но каждый хорош на месте своем.

Неприменимо насилие ни к духу, ни к сердцу. Можно канарейку затолкать и в пчелиный леток, но ни летать ни петь уже будет некому.

Героизм радостный или героизм отчаяния — какая разница, если птица вышла в полет, она это сделала — подпрыгнув вверх или бросившись со скалы вниз. Непреложность необходимости открывает весь путь и что в нем шаг первый. И великие герои были младенцами и делали шаги робкие.

Гениальность, когда ребенок сказал: «Счастье — это то, что было до того, как заболел зуб» (сама идея счастья, его суть, а?).

Как легко