Последнее лето - Елена Арсеньева

А здесь и впрямь было не холодно и сухо, куда приятней, чемв комнатах наверху. Горела керосиновая лампа – не чадила, не дымила, чистым,ровным огоньком освещала лица собравшихся.

– Ну что ж, – сказал Павел. – Радпознакомиться с новыми товарищами. Дайте им рекомендации, Лариса.

– Тамара Салтыкова, – деловым, даже сухим тономначала Мопся. – Из мещан. Дочь героя войны девятьсот пятого года, живет сматерью на пенсию отца. Гимназию закончила, подрабатывает шитьем, вышиванием,репетирует по французскому языку. Интерес к нашему делу проявляет уже год, амесяц назад крепко выручила нас, когда к товарищу Филиппу с обыском нагрянули.

«Интересно, кто такой этот товарищ Филипп? – подумалШурка. – Может, так же, как и Тамарочка, кто-нибудь из знакомых… Может, унас в гимназии учится, и даже в моем классе, а я и знать не знаю, что он – товарищ!»

– Нас заранее предупредили, я прибежала к Филиппу: ведьтолько накануне мы привезли к нему два чемодана запрещенных брошюр, –рассказывала Марина. – Там были и «Подпольная Россия», и «Рабочее дело», и«Процесс народовольцев», и «Рабочая мысль»… Кроме того, я как раз наканунеоставила у него свои папки с бумагами: я ведь ничего не могу держать дома, отецс некоторых пор приказывает горничным обыскивать все мои вещи… Словом, многочего было у Филиппа. Куда нести? Тамарочка живет через улицу от него. Мысхватили эти чемоданы… Весь вечер жгли бумаги в печке, еще хорошо, что матушкиТамариной дома не было. Кое-что спрятали в огороде. К счастью, обыска не было,зря ценные книжки сожгли. Зато Тамара прошла хорошую проверку.

– Я горжусь вами, товарищ Тамара, – сказал Павелсвоим задушевным голосом, и даже в свете керосиновой лампы стало видно, каквспыхнуло лицо Тамары.

Шурка насупился.

«Тамарке повезло, что Анны Васильевны вечно нету вечерамидома, что она больше всего на свете любит по соседкам шляться, – подумалон завистливо. – А вот пришли бы к нам, так тут и отец, и тетя Оля, ивечно Даня бродит по коридорам, запоры проверяет… и еще какой-нибудь Данинкавалер может припереться… Наверное, я бы не прошел проверку. А впрочем, Мопсеи в голову не пришло бы тащить ко мне нелегальщину…»

Он уже забыл, что лишь мгновение назад больше всего на светехотел сбежать отсюда. Теперь все отдал бы, чтобы товарищ Павел похвалил его.Странно действовал этот немногословный человек. Чем больше Шурка на негосмотрел, тем большее доверие к нему ощущал. Доверие не только младшего – кстаршему, но и низшего существа – к высшему. Казалось, товарищу Павлу ведомынекие тайны, которые ему, Шурке Русанову, никогда в жизни не откроются, покудаон не пройдет особого посвящения. И не такого смехотворного, как, например, умасонов, о чем он читал в «Войне и мире», а чего-то куда более серьезного, нажизнь и на смерть. Тамарка вот прошла, хотя зачем это ей, девчонке? Революция –мужское дело! Так, а интересно… знает ли сестрица Сашка о нелегальных делахподружки? И, господи помилуй, сама Сашка не полезла ли в них?

– А это, – оторвал его от тревожных размышленийголос Мопси, то есть, извините, товарища Ларисы, – Александр Русанов.

– Не сын ли присяжного поверенного Русанова? – синтересом проговорил Павел и сделал было движение снять явно мешающие ему очки,но одумался и опустил руки.

– Откуда вы знаете Русанова? – удивилась Мопся.

«Правда что, – удивился и Шурка, – откуда? Я такпонимаю, Павел только сегодня или вчера приехал из Питера. Как он мог узнать омоем отце?»

– Процесс рабочего Баскова против администрациисормовских заводов широко обсуждается в наших кругах, – пояснилПавел. – А ведь его защищает адвокат Русанов. Если его сын здесь, у нас,то, значит, господин Русанов в числе сочувствующих? Это внушает надежду, чтодело Баскова будет выиграно.

– К сожалению, Константин Анатольевич Русанов непринадлежит к числу наших единомышленников, – сухо проговорилаМопся. – Рассчитывать тут не на что.

– Мой отец – хороший адвокат, – обиделсяШурка. – Ему все равно, кто его клиент: человек нуждается в защите –значит, отец для него в лепешку расшибется.

– Это уж точно! – подал голос товарищВиктор. – Что врачи, что адвокаты – они такие, им хоть святой ангел, хотьчерт с рогами. Никакого политического чутья, и принципов кот начхал! Ладно,сегодня он Баскова защищает, но, окажись завтра под судом сатрап какой-нибудь,тот же Смольников, он и ради него будет в лепешку разбиваться.

– Смольников? – переспросил Павел. –Начальник сыскной полиции? Фигура, насколько мне известно, совершенно одиозная.

– И даже очень, – горячо проговорилаМарина. – Не просто сатрап, но истинный пес самодержавия. К несчастью, онвесьма умен, не какой-нибудь тривиальный держиморда. И репутация у негочеловека, который не знает неудач. Слышали, конечно, про попытку ограбленияВолжского промышленного банка? Смольников взял это дело под свой личныйконтроль! Это значит, что оно почти наверняка будет раскрыто, храбрецы этибудут схвачены. У него первый помощник Григорий Охтин – одного с ним поляягода! Экспроприация экспроприаторов для них не просто опасный лозунг, но сущаядьявольщина, которая должна быть искоренена. И никаких сил для этого они жалетьне будут.

«Мопся окончательно помешалась, – с жалостью подумалШурка. – Просто спятила на почве революционизации и эмансипации! Чуть неограбили банк ее родного отца, по сути дела, экспроприировать хотели еесобственность, ее будущее приданое, а она называет налетчиков храбрецами. Ивообще, насколько я понимаю, эти типчики хотели слямзить деньги рабочих, ихзарплату. При чем тут вообще экспроприация? Простой грабеж! А как МаринкаСмольникова ненавидит, надо же… Отец его тоже терпеть не может, но считаетзамечательным работником, говорит, если бы не Георгий Владимирович, Энск ни зачто не был бы таким патриархально-провинциальным, спокойным городом, каксейчас, нас захлестнула бы волна преступности…»

– Да, Смольников – редкая сволочь, – согласилсятоварищ Виктор. – Охтин по сравнению с ним – мелочь, корюшка, тюлька, хотяможет в большую щуку вырасти. Конечно, хорошо бы их обоих смести в одну кучу –да на погост…

– Товарищ Виктор правильно ставит вопрос, – кивнулПавел. – Я привез директиву из центра: в Энске должен быть совершентеракт, который имел бы большой политический резонанс. Причем уничтожен бытьдолжен высший полицейский чин.

– Понимаю… – задумчиво сказала Мопся. –Что-то вроде убийства Грешнера в 1905-м? Громкая была история!