Последнее лето - Елена Арсеньева

Невесть почему Константин Анатольевич вдруг вспомнилвчерашнее происшествие как раз в той самой «Магнолии»… Он уже оделся, чтобы отДианки уходить (ну да, там была еще и Дианка, и Венерка была, и даже – умритена месте, господа! – Кибелка, первый слог имени которой разнузданныеклиенты любили заменить на букву «Е» или даже на три буквы – «Зае»…), а тутприбежала безумная с перепугу мадам Юдифь (господа, умрите вновь! Держательницаборделя – Юдифь !) и доложила, что полиция нагрянула с проверкой. Раз встолетие или чуточку чаще, например, раз в год, такое случалось. Однако и умадам Юдифь , и у всех другифь мадамов в полиции имелись вполне хорошие связи.Конечно, это была не та лафа, что велась при приставе Рождественской частиКорчагине, но жить все же можно было. Всякий клиент вполне мог быть уверен, чтоу него будет в запасе несколько минут, чтобы соскочить с постели, натянутьштаны, сунуть ноги в штиблеты, боты или валенки, смотря по сезону, и, прижимаяк себе прочую одежду, рысцой протрусить на черную лестницу, где от негостарательно отвернется поставленный там полицейский, коему следовалообеспечивать успешность облавы. Благодаря деньгам, вовремя внесенным в «Фондподдержки семейств полицейских, павших при несении службы», мадам Юдифьумудрялась выдавать свою «Магнолию» за приют для одиноких девиц. В самом деле,когда полиция входила в номер, девицы там находились уже в одиночестве, причемлежали в постелях, закрывшись одеялами до шеи, глазками не стреляли, ресницыдержали опущенными, а ротики, с которых была проворно стерта помада, – назамке. Вообще это была такая игра: полиция якобы выявляет проституцию, а мадамЮдифь прячет концы в воду. В эту игру можно было играть до бесконечности, знайденежки плати!

Ну так вот, в прошлый раз Константин Анатольевич замешкался,прощаясь с затейливой Дианкою, которая такое, господа, умела вытворять,та-ко-е… – с ума сойти! – и едва успел выскочить на черную лестницу,как в Дианкину комнату вошли полицейские. Спускаться было поздно: лестницастрашно скрипела. Еще выглянет какой-нибудь ретивый облавщик! Лучше уж постоятьот греха, решил Константин Анатольевич и замер на месте, ощутимо подрагивая отхолода и неудобства положения: а ну как все же сунутся сюда? Бояться вроденечего, но ведь неловко, право, неловко…

– Так, – донесся голос одного «гостя», хорошоЮдифью прикормленного, а оттого снисходительного и невнимательного к тому, начто внимание обращать не следовало, – это у нас тут кто? Это у нас девицаНаталья Потапова?

– Девица! – фыркнул другой полицейский, видать,вовсе новичок, политесу не знающий. – Ну, ты сказал, Ковалев! Какая онадевица, когда она шлюха?

– Так она ж незамужняя, – пояснил Ковалев. –Значит, всяко девица.

– Шлюха! – упорствовал напарник.

– Ну ведь она была когда-то девицей! Так и запишем постарой памяти. И вообще, Челноков, ты чего развоевался? Разве не получил ничегопри входе? Получил? Ну так и молчи в тряпочку! А то на следующий раз якого-нибудь другого в напарники возьму, посмекалистей.

– Не, не… – суетливо забормотал Челноков. – Ячо? Я ничо. Девица так девица, по мне, хоть черт с рогами, хоть сама Жанкад’Арк, французская полководица!

На счастье Константина Анатольевича, Ковалев и Челноковвскоре после таковой «проверки» убрались восвояси, а не то он просто задохнулсябы, пытаясь сдержать смех и не захохотать в голос. Эта «Жанка д’Арк,французская полководица» крепко к нему привязалась, то и дело возникала впамяти, вынуждая неуместно и невместно хихикать. Вот и сейчас чуть не брякнулКларе: «Там еще и Жанка д’Арк есть!» Впрочем, удержался от глупости, принялобиженный вид:

– Какая «Магнолия»? Какая Милка-Любка или Кошечка?Вечно ты норовишь оскорбить меня, Клара. Да еще в такую минуту… Согласись,сегодня все было превосходно, великолепно. Разве ты мной недовольна? Довольна.Но при этом пытаешься наши объятия опошлить и загрязнить. Создаетсявпечатление, что я тебе не столь уж дорог, как ты уверяешь. Может быть, тыхочешь проститься со мной? Может быть, ты считаешь, что меж нами уже все должнобыть окончено?

– «Все кончено, меж нами связи не-ет…» – пропела Кларапочему-то басом, захохотала и, схватив руку Русанова, поцеловала владонь. – Давай без адвокатских ноток в голосе, Константин. Я от нихвот-вот слезами зальюсь! В том-то и дело, что я не хочу с тобой расставаться!Особенно после твоих нынешних подвигов! Но ты ведь был у девок вчера, был? Нетрудись врать, тебя видели, когда ты с черного хода через сугробы лез.

«Кто?! – мигом снова вспотел КонстантинАнатольевич. – Кто мог меня видеть?!»

Да мало ли кто! Кто бы ни был, Русанов его не заметил. А вотон Русанова…

Глупо, очень глупо. Но сам виноват. В другой раз следуетбыть внимательней, осторожней и лицо хоть как-то прикрывать.

– Я тебя не упрекаю, – продолжала Клара, –даже наоборот…

«Что?!»

– Да-да. За это время я повзрослела. Из ревнивой,взбалмошной, неуверенной в себе девчонки стала разумной женщиной. Я ведь не зряту пошлую пьеску вспомнила. Ты из числа тех мужчин, кому – для душевно-половогоравновесия! – непременно нужна женщина, которой можно изменять. Тогда утебя все отлично, ты играешь и взбрыкиваешь. То есть со мной ты изменяешьпроституткам, с проститутками – мне. Сохраняется некое равновесие… оно тебя будоражит.Однако согласись, друг мой, тут есть и опасность… Охота тебе лечиться откакой-нибудь, я не знаю, французки? [19] Мне – нет. Да ведь ещеневедомо, вылечишься ли.

– Клара, ты это к чему?! – простоналпереконфуженный Константин Анатольевич, у которого было такое ощущение, будтолюбовница посыпала его крупной солью – той, что используется для засолкирыбы, – и водит по телу скребком. Жуткое ощущение, стыдное и позорное.Откуда Клара могла, к примеру, знать, что у него уже возникали некие ужасныеподозрения… на счастье, так подозрениями и оставшиеся? И что у нее за тон такойновый появился – прокурорский тон, вполне можно его назвать именно так. –Клара, давай прекратим этот разговор, что тебя, в самом деле, разобрало…Кстати, мне уже пора, я совершенно забыл…

– Лежи, Константин! – Клара властно хлопнула егопо животу – с тем же кастрюльным, совершенно кастрюльным звоном. – Давай,наконец, выясним наши отношения. Я тебе делаю предложение. Я предлагаю тебежениться на мне.

– O, Mon Dieu! Voila de nouveau! [20] –пробормотал Русанов.