В объятиях XX-го века. Воспоминания - Наталия Дмитриевна Ломовская

был студентом биофака и учился на 3-ем курсе. Они уговорили маму отпустить меня вместе с ними. Отец Миши собирался только проводить его и вернуться в Москву. Не могу вспомнить, как мы добрались до биостанции, только помню, что пролив, на котором она стояла, не замерзал даже зимой. На станции не было ни души, даже сторожа. Миша Шемякин, в отличие от меня, был уже очень опытным и взрослым человеком. Он уже был женат на красивой и умной девочке с его курса Оле Киселёвой.

Она училась с Мишей на одном курсе, и я потом какое-то время встречалась в Москве с ними обоими. Миша был хорошим охотником, умел готовить и быстро наладил наш быт. Я, к своему стыду, к этому времени не умела варить даже макароны. На станции стояла полярная ночь. В сутках было не больше 2,5–3-х часов светлого времени. Мы использовали его, плавая на лодке по проливу. Миша охотился на нырков и другую водоплавающую птицу, которая там водилась в изобилии. Еще он охотился на глухарей, когда мы ходили на лыжах, привезенных из Москвы. Постоянно ели приготовленную Мишей птицу. В темное время суток на небе полыхало полярное сияние. Один раз отправились на лыжах по замерзающей части пролива в магазин, за несколько километров от биостанции. Встретили нас приветливо, но очень удивились, узнав, откуда мы приехали. Никто из местных жителей по этому пути не ездил из-за опасности оказаться под водой.

Зимняя природа была такой же необыкновенной и величественной как и летняя. Ближе к берегу пролив покрывался толстым слоем льда. Первый раз я видела морские приливы и отливы шириной до сотни метров. В период отливов можно было ходить подо льдом. Вы попадали в ледяной дворец, построенный природой (mother nature, как говорят американцы). Все вокруг сверкало из-за вмерзшего в лед фосфоресцирующего светящегося планктона. Мы с Мишей жили дружно, совершенно не скучали. Наверное, читали книжки, найденные в избе, в которой мы жили. В избе было тепло, т. к. мы постоянно топили печь дровами, имеющимися в изобилиии. Мне, городской девочке, было там комфортно. Живя всю жизнь в Москве, я никогда не ощущала себя урбанисткой. За неделю до нашего отъезда, уже в настоящие студенческие каникулы на ББС приехала группа второкурсников. Они очень быстро освоились, как и положено зоологам. Помню только, что по вечерам развлекались, валяясь в глубоких сугробах. Покидали станцию вдвоем с Мишей, добрались опять по тому же опасному пути до деревни, а оттуда нас на санях местный житель довез до железнодорожной станции.

Лежа на верхней боковой полке вагона, невольно слушала одну и ту же пластинку с песней «Мишка, Мишка, где твоя улыбка…» Мне было грустно. На перроне Мишу встретила жена, и мы потом уже вместе с Лёней, моим будущим мужем, какое-то время с ними общались. С. Мишей мы много лет работали в Радиобиологическом отделе (РБО) Института атомной энергии, но в разных лабораториях. Он — у Р. Б. Хесина, а я — у С. И. Алиханяна. Но это уже другая история. С ним мы как-то мало вспоминали время, проведенное на ББС. Я думаю, что он много путешествовал и для него это было одно из многих впечатлений, а для меня — уникальное воспоминание моей молодости.

Я, как и все мои сокурсники, не получила генетического образования и не предполагала, что стану генетиком. Никакого интереса курсы дарвинизма и генетики с основами селекции (по последнему курсу сдавали только зачет) у меня не вызывали. Надо признаться, что все последующие годы на кафедре микробиологии, куда я поступила, я училась очень формально. Может быть, теперь мне это только кажется. Ни о какой генетике микроорганизмов, в которую я влюбилась, уже поступив на работу, не было и речи. Кафедрой микробиологии руководил академик Владимир Николаевич Шапошников (1884–1968) с 1937 по 1967 год. В конце 50-х он мне казался уже очень пожилым, уставшим человеком, и я не помню, чтобы мне нравились его лекции. У него были очень большие заслуги в области физиологии микроорганизмов и технической микробиологии. Он был организатором производства молочной, бутиловой и уксусных кислот, ацетона и бутанола на основе не химического синтеза, а микробиологических процессов и автором теории двухфазового развития бактерий. По его книге «Техническая микробиология» мы и сдавали экзамены. На кафедре читалось много спецкурсов, значительное место занимал большой практикум. Среди преподавателей были такие известные микробиологи как Н. Д. Иерусалимский, впоследствии академик АН СССР (физиология и биохимия микрорганизмов), И. Л. Работнова (адаптивный микробный метаболизм), автор известной книги «Общая микробиология», 1966, Е. Н. Кондратьева, впоследствии член-корр. АН СССР — крупный специалист в области изучения фотосинтезирующих бактерий. Хорошо помню основных преподавателей большого практикума Т. Т. Нетте (дочь «человека и парохода» Нетте, по известному стихотворению В. Маяковского) и Н. В. Козлову. Накануне сдачи экзаменов и зачетов на кафедре я всегда приходила в ужас от того, сколько, по сравнению со мной, знали мои однокурсники по кафедре. Но как-то я умудрялась сдавать экзамены и зачеты не хуже, а часто, может быть, и лучше других. А экзаменов и зачетов на кафедре было очень много: техническая микробиология, почвенная микробиология (экзамены), методика исследования продуктов брожения, морфология микробов, бактериоз высших растений, водная микробиология, обмен у микроорганизмов и др. Но все эти дисциплины оставляли меня равнодушной. Тема моей дипломной работы была «Сравнительное изучение биохимических особенностей двух штаммов актиномицетов». Руководителем дипломной работы была Маргарита Васильевна Нефёлова из лаборатории антибиотиков, которой руководил Н. С. Егоров, зав. кафедрой микробиологии с 1967 по 1989 гг. и министр высшего образования. Но так случилось, что актиномицетами я занималась впоследствии всю мою жизнь.

Мы сидели в одной комнате с Наташей Немаковой (Сухаревой), которая делала диплом под руководством Г. Г. Жариковой. Мы встретились с Наташей в Америке, когда она приехала в Мэдисон навестить своего сына и его семью. Работали много, но уловить разницу в ферментативных активностях штаммов, отличающихся по уровню антибиотической активности было очень трудно. Помню, что Н. С. Егорову, по-моему, моя работа не очень-то понравилась, но замечаний он не сделал. Как это ни странно, но недавно, уже в 2016 году, общаясь по телефону из Америки с Софьей Захаровной Миндлин, выдающимся генетиком микроорганизмов, с которой мы много лет работали в лаборатории С. И. Алиханяна, она обмолвилась, что читала мою дипломную работу и она тогда ей понравилась. Ну и память у неё!

Во время учебы в МГУ я, практически, ни с кем не встречалась. Мальчики, которым нравилась я, мне не нравились и