В объятиях XX-го века. Воспоминания - Наталия Дмитриевна Ломовская

сына, который уже вернулся в свою воинскую часть. Анна Абрамовна, Лёнина мама перед самой войной вторично вышла замуж за Израиля Иосифовича Семеновского, который впоследствии всю жизнь обожал свою жену и ее сына.

В эвакуацию Анна Абрамовна с сыном поехали во Фрунзе, где уже много лет жили их дальние родственники. Израиля Иосифовича мобилизовали в армию. Туда же во Фрунзе приехала и бабушка Геня с семьей сына. Лёня в эвакуации серьезно болел, и его спасла встреча с доктором Харлампием Харлампиевичем Владосом, который лечил его ещё в Москве. Ходил в школу, и ему там дали характеристику, что ребенок резко отличается по своему умственному развитию из среды своих сверстников. Это в будущем дало повод к насмешкам со стороны его новых друзей-одноклассников уже в Москве, так как в характеристике не было указано, в какую же сторону он выделяется.

Анна Абрамовна, работавшая до войны в издательстве «Искусство», во Фрунзе устроилась на работу в институт генетики АН СССР, одновременно выполняя функции секретаря, кадровика и бухгалтера. Часть института во главе с новым директором, Т. Д. Лысенко, возглавлявшим лженаучное направление мичуринской биологии, оставалась в Москве. Из эвакуации возвращались в одном купе с А. А. Прокофьевой-Бельговской и ее сыном. Она, классический генетик, еще в те времена продолжала работать в институте генетики. Ее муж Марк Леонидович Бельговский был на фронте. Оставшийся институтский спирт по пути из эвакуации меняли в городе Аральске на соль, а соль по мере приближения к Москве — на топленое масло и сахар. Соль была в цене.

После возвращения в Москву Лёня продолжал болеть и встретил день победы в Филатовской больнице. Его продолжал спасать все тот же врач Х. Х. Владос, который в критический момент не разрешил удалить у ребенка селезенку. Болезнь постепенно отступала, но приступы болей в печени, требующие приезда неотложной помощи с уколами, продолжались до самого окончания Тимирязевки. Решение ехать на целину было смертельно опасным. Единственный фельдшерский пункт находился в 50 км. от совхоза, в котором он жил. Парадоксально, но когда он приехал на целину, приступы прекратились и печень его больше не беспокоила. Преимуществом, которое дала болезнь, была выдача ему белого билета, освобождения от воинской повинности. Отсутствие необходимости регистрироваться в военкомате по месту жительства помогло сохранить московскую прописку в течение всех лет работы на целине.

Вернусь в Лёнины школьные годы. Пропуски занятий по болезни оставляли много времени для чтения, слушания радио (знал наизусть много оперных арий и целые отрывки из опер) и пластинок довоенной поры. Они послужили начальным этапом записей городских романсов, которые мы осуществили уже в нашей другой жизни в двухтысячных годах в Калифорнии. На Конюшках, где в крошечной комнате небольшого дома ютилась семья Лёни, было много шпаны в послевоенные годы. Парни потом попали в тюрьмы. По своей улице Лёне ходить было относительно безопасно, т. к. соседи-хулиганы считали его своим. Бабушка носила ему в школу горячие завтраки, что являлось предметом насмешек, и в школе его третировали.

Тогда он перестал туда ходить до тех пор, пока его не перевели с 5-ого класса в другую школу. На этом он потерял год, но приобрел много. В новой школе были прекрасные учителя и совсем другие ученики. Вскоре особенно подружился с Феликсом Янишевским, Виктором Рошалем и Юрием Дьяковым. В школьные годы Лёня был постоянным посетителем читальных залов библиотек, включая Ленинку, где ему иногда давали книги даже из закрытых фондов. Посматривал на девочек. Дружил со своим двоюродным братом Эдиком. Мама Эдика, Софья Наумовна Гойзман, урожденная Фонштейн, родная сестра Макса, привечала Лёню как родного сына. Как уже упоминалось, Юра Дьяков жил в квартире на Арбате. В этой же квартире жила известная пианистка Надежда Львовна Сибор, дочь знаменитого скрипача и педагога Л. С. Ауэра, который в начале революции эмигрировал из Советской России. Баба Надя, как ее уже тогда называли, рассказывала Юре и Лёне, как она играла вместе с Гольденвейзером Льву Николаевичу Толстому в Ясной Поляне. Как же часто, уже давно живя в Америке, я слышу упоминания о знаменитом скрипаче и педагоге Л. С. Ауэре в 21-ом веке в самых разных контекстах! И сразу вспоминаю рассказы Лёни и его друзей о его дочери Надежде Сибор.

Лёня, будучи серьезным библиофилом, в юношеские годы, прочел всю библиотеку бабы Нади, где были книги, уже давно не издававшиеся в СССР. Квартира была пятикомнатной, и в каждой из остальных комнат жили отдельные семьи. Как я вскоре поняла, квартира была точной копией той квартиры, где жила семья Шаскольских. Юра с мамой занимали такую же комнату, в которой последние годы жила папина мама Мария Николаевна Шаскольская. Невольные соседи в квартире, где жил Юра Дьяков, как ни странно, жили дружно, помогали бабе Наде, раз в неделю играли в преферанс. Мальчики у них быстро научились этой игре и были целые периоды повального увлечения преферансом. Уже в другой школьной компании Лёня весь десятый класс после уроков бежал играть в покер. Баба Надя до самых преклонных лет играла на пианино, и к ней в гости приходили знаменитые певцы и музыканты. В школе увлекались физикой, которую преподавал в институтском объеме Эвель Михайлович Варшавер. Конечно, давали прозвища учителям. Петр Савельевич, учитель по математике, был Пипин Короткий, а учительница по биологии — Сосущая Сила. Лёня отличался абсолютной грамотностью. Помнит, что только один раз сделал ошибку в слове «опасность». У его родителей не было возможности да и необходимости интересоваться его учебой. Чтение было основой его самообразования.

Соревновались друг с другом в знании деталей из прочитанных книг. Даже сейчас помнит фамилии героев из книг, прочитанных в детстве. Хорошо играл во многие игры, карточные, шахматы, волейбол. Правда, один раз, когда мы уже поженились, сел играть с двумя пожилыми людьми в академическом доме отдыха в Мозжинке под Звенигородом. Они его быстро обыграли, и ему стоило больших трудов на следующий день немного отыграться. Оказалось, что они играли в преферанс еще в компании с Маяковским. С деньгами в Лёниной семье было туго. До рождения его младшей сестры Миры (Леня был на 14 лет ее старше) семья ютилась в 11–метровой комнате, бабушка Геня спала на столе, который раскладывали каждый день. При этом приходили родственники и другие гости, и весь широкий подоконник был уставлен тарелками с холодцом и пирогами. Потом удалось с доплатой поменять эту комнатушку на большую в бывшем старом купеческом доме на Конюшковской улице. В доме не было центрального отопления. Первое время готовили на примусе и