В объятиях XX-го века. Воспоминания - Наталия Дмитриевна Ломовская

казалось мне мрачноватым. Не хочется вспоминать о том, как добирались в первые годы до нового здания университета. Доезжали до Калужской (впоследствии Октябрьской) площади, а оттуда до университета шел один единственный автобус, который должен был каждый день перевезти туда и обратно многие тысячи студентов и преподавателей университета. Автобус брали штурмом. Иногда мы на обратном пути из университета шли пешком до Калужской площади. Расстояние не малое. Потом пустили еще один автобус до университета от Киевского вокзала. Появилась альтернатива. Наша дружба в группе как-то ослабела, все уже выбирали, на какую кафедру пойти для дальнейшей специализации. Во время последующей учебы я дружила с Ирмой Расс, была в хороших отношениях с Юрой Винецким, с Володей Познером, хотя все уже разошлись по разным кафедрам.

Владимира Владимировича Познера уже давно знает вся страна. Окончил он кафедру высшей нервной деятельности, но после окончания биофака много лет работал в секретариате С. Я. Маршака и впоследствии стал известным на всю страну журналистом-международником. В 90–х работал несколько лет на телевидении в США, а потом вернулся в Россию. В моей памяти он остался моим однокурсником и очень приятным в общении человеком. Правда, видя его на экране телевизора Я воспринимала его как очень повзрослевшего и скорее неизвестного мне человека. Наверное, при общении в школе и в институте трудно себе представить, как сложится судьба и как реализуются возможности окружающих тебя школьниц и студентов. Может быть, кто-то более внимательный и проницательный мог бы что-то предсказать. Когда мы с моей внучкой Анечкой улетали в Америку в 1991 году, я — читать лекции, а она навсегда к своей маме, мы увидели Володю Познера в аэропорту Шереметьево. Я как-то не решалась подойти к такой знаменитости, но Анечке очень хотелось с ним пообщаться, и я ей уступила. Володя сразу стал вспоминать студенческие годы и превратился в того прежнего юношу, которого я знала в далекие студенческие годы. Он вспомнил, как в конце 70-х на одной из встреч нашего курса подошел ко мне и отметил, что я одна из немногих, кто поднимал руку на все заданные анкетные вопросы; мы вспоминали тех, кто уже стал доктором наук, опубликовал статьи в иностранных журналах, обзавелся внуками.

Не могу не упомянуть про одну встречу в мои студенческие годы, которая произвела на меня большое впечатление. Моя тетя Валя после рождения дочки жила какое-то время у нас на Малой Бронной. Ее муж Семён Горностаев был актером Великолуцкого театра драмы. Однажды, когда он приехал навестить жену и дочку, к ним в гости пришел его однокурсник по театральному училищу. Им оказался тогда еще не бывший в расцвете своей заслуженной славы Евгений Евстигнеев. После этого визита мы с ним встретились, долго гуляли. Он рассказывал о профессии актера, показывал, как надо говорить со зрителем, чтобы зритель его услышал. Он был еще совсем молодым и, наверное, неизвестным актером, но в нем чувствовалась порода. Телефона у нас дома не было еще с военных времен. Позвонить по оставленному им телефону в театр я постеснялась. Так и осталась эта приятная встреча со знаменитой личностью в моей памяти. Тогда уже несколько слов о Татьяне Самойловой, с которой я проучилась семь лет в одном классе.

Таня, по-моему, сразу после школы поступила в театральное училище, вышла замуж за красавца Василия Ланового, но брак оказался недолговечным. Через несколько лет после окончания школы Татьяна Самойлова стала мировой знаменитостью, снявшись в главной роли в кинофильме «Летят журавли». Мне казалось, что на экране просто жила девушка, которую мы знали столько лет, что она просто сыграла сама себя, настолько ее образ был знаком. Как я уже упоминала, после окончания школы все мои одноклассницы каждый год встречались. Надо отдать должное Тане, что она тоже часто приходила на наши встречи и виделась со своими более близкими подружками из нашего класса в зените своей славы.

Когда я училась, по-моему, на втором курсе университета, в очень комфортабельном и помпезном помещении клуба в новом здании состоялся концерт агитбригады биофака МГУ. Пели студенческие и туристские песни на стихи и музыку самих участников концерта. Среди них были впоследствии очень известные композитор Г. Шангин-Березовский и поэт Д. Сухарев. Душой и режиссером концерта была Ляля Розанова. Все участники концерта были старшекурсниками. По существу, это были авторские песни, которые с восторгом принимались студенческой аудиторией. Впоследствии этот же коллектив авторов и исполнителей поставил пьесу-капустник «Комарики», которая тоже пользовалась большим успехом.

После окончания второго курса летнюю практику проходили на знаменитой Звенигородской биологической станции, которая сейчас носит имя ее основателя Сергея Николаевича Скадовского (1886–1962). Станция была основана в 1910 году на территории имения, принадлежащего семье Скадовских. В 1918 году она перешла в собственность государства и до 1935 года входила в состав Кольцовского института ИЭБ (Институт экспериментальной биологии). С. Н. Скадовский заведовал в этом институте кафедрой физико-химической биологии. За сборник трудов станции под его редакцией ему присудили в 1929 году Ленинскую премию. Как я уже упоминала, станция стала также летней резиденцией сотрудников генетических лабораторий ИЭБ, где были начаты пионерские работы по насыщенности мутациями природных популяций дрозофил. В описываемые мной годы все студенты второго курса биофака проходили на Звенигородской биостанции практику по зоологии, ботанике и другим общебиологическим дисциплинам. Ряд кафедр биофака имели там постоянные места для работы на Верхних дачах, а Нижние принадлежали второкурсникам. Когда мы приехали в Москву в 2010 году и посетили биостанцию, Верхние дачи выглядели так же, как и 50 лет тому назад. Говорят, что на Нижних дачах что-то перестроили.

На зоологической практике учились узнавать голоса разных птиц, каждая из которых имела свой собственный ареал обитания. Определяли видовую принадлежность множества растений и грибов. Но после сдачи зачетов все улетучилось из моей головы, и я не считаю себя настоящим биологом и всегда завидовала, конечно, белой завистью, нашему другу Юрию Дьякову, его жене Тане и их сыну Максиму, настоящим биологам.

Во время практики заходила я в гости и в дом Скадовских, который тогда казался большим и ухоженным. Почему-то жена Сергея Николаевича, Людмила Николаевна, вспоминается одетой в русский национальный костюм. Может быть, я и ошибаюсь. Еще помню, что от станции Звенигород я часто ходила одна пешком до биостанции, это 10 или 12 километров и почему-то не боялась, проходила каждый последующий километр быстрее предыдущего.

Вечерами у костров пели песни Г. Шангина-Березовского: «Листопад», «Трава умыта ливнем», «В. Звенигород, Звенигород идем» и другие. Эти песни сливались с настроением и прекрасной средне-русской