Каменная пациентка - Эрин Келли

Его глаза скользнули по странице: теперь он подстраивался под меня.

– Прочти имя.

– «Х. Моррис». Ну и?

Я пододвинула к нему фотографию.

– Ладно, я нашла ее снимок. Изучи лицо.

– Это просто какая-то бедная корова, не так ли? Господи, говорить обо всем этом – только втирать соль в мои раны. Могу я спокойно посмотреть бильярд по телику?

– Поверь мне, Джесс. Ты знаешь этого человека.

Наконец-то я разожгла искру его любопытства, и я была взволнована этой маленькой игрой, подстроенной для него. Я видела, как Джесс ворочает мозгами, вероятно, обдумывая все это в той же последовательности, что и я: прикидывает ее теперешний возраст, ищет знакомые черты.

– Не, не знаю, – произнес он наконец.

– Посмотри ей в глаза.

– Зачем? Она собирается загипнотизировать меня?

– Просто сделай это. – Я поставила игрушечный микроскоп Колетты на фотографию и продолжила говорить, когда Джесс склонил к нему голову: – Хелен Моррис была госпитализирована с психопатическим расстройством в 1958 году. Она сделала нечто настолько ужасное, что родители положили ее в больницу, потому что у них был выбор: либо это, либо тюрьма. – Я заговорила быстрее, стремясь поскорее проскочить пробелы в найденных фактах. – Она психопатка. Было рекомендовано никогда ее не выпускать. К ней применяли ЭКТ, пытаясь вылечить ее. Это не сработало, но каким-то образом она выбралась и вышла замуж. – Я едва удержалась от того, чтобы выбить барабанную дробь на своих коленях. – За человека по имени… Робин Гринлоу!

Ошеломленный Джесс медленно поднял голову. Мне горько вспоминать ликование, которое я испытала, наблюдая, как его озаряет понимание.

– Хелен… Гринлоу?

Он встал с дивана. Новое выражение его лица ужаснуло меня: Джесс казался на двадцать лет старше, он выглядел мужчиной среднего возраста. Я полагала, что он скажет мне – какая я умница. Вместо этого я наблюдала, как его гнев прорывается через недоумение:

– Она… – Джесс начал по-настоящему заикаться. – Ты хочешь сказать, что какая-то психопатка ответственна за целое… что какая-то сумасшедшая сука приняла все эти решения?

– Не мни их! – Я потянула бумаги из его рук, но он их не отдавал, его пальцы оставались сжатыми.

– Это… это охренеть какой скандал! Это наверняка незаконно! Я не могу поверить, что они дали ей эту работу, учитывая, чем все обернулось.

Насколько мы оба понимали, если человека однажды признали «психом», то он всегда считается склонным к сумасшествию.

– Я думаю, что они скорее всего ни о чем не знали, – сказала я.

– Господи, мне необходимо как-то уложить все это в голове. – Джесс забегал туда-сюда по маленькой комнате, а затем остановился лицом ко мне. – Мне нужно спросить у тебя кое-что, и ты должна быть честна со мной. – В горячечную секунду паники я подумала, что он собирается спросить, выйду ли я за него замуж. – Малышка. Эти бумаги… они настоящие? – Это было так далеко от того, чего я ожидала, что я не знала, как реагировать. – Просто немного странное совпадение – что эти заметки найдены именно тобой. Они выставляют моего злейшего врага психом. И ты такая умная, ты знаешь так много об истории и обо всем прочем, что я сомневаюсь – вдруг ты подделала их, чтобы я чувствовал себя не так дерьмово. Я знаю, как сильно ты меня любишь. В смысле – если ты это сделала, я бы тебя понял.

– Я не стала бы делать подобное. – Я не добавила, что, если бы я так поступила, это стало бы безумством, достойным Назарета.

– Значит, если это не подделка, то сама судьба. – Порыв ветра снаружи выгнул пузырчатую пленку на окне, как парус. – Эх, если бы мы узнали обо всем хотя бы до закрытия больницы… Мы могли бы это остановить. Вот о чем я теперь думаю.

– Если бы больница не стояла заброшенной, мы никогда не нашли бы этих записей, прежде всего.

Но Джесс зашел слишком далеко в своих рассуждениях, чтобы остановиться из-за такой пустяковой детали. Он откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза, однако по подергиванию губ я видела, что механизм его разума яростно работает.

– Не верится, что ты скрывала это от меня почти до конца зимы. Мы могли бы включить отопление еще на Рождество.

Такая странная логика на секунду ошеломила меня.

– Малышка. – Он открыл глаза. – Дело уже не только в Настеде. Мы можем обратить это в нашу пользу. Мы можем получить публичные извинения и решить наши денежные проблемы. Мы сможем заработать на этом тысячи.

– Ну вот хотя бы газета «Новости мира», – произнес Джесс уголком рта. Мы с талонами в руках стояли в очереди за бесплатными обедами, медленно приближаясь к «пирогам по-пастушьи». Мы целую неделю жили дома на бобах с тостами, и мой пупок прижимался все ближе к позвоночнику. – Воскресные газеты – у них всегда есть деньги. А Гринлоу ведь даже не нужно работать! Люди из-за нее умирают с голоду!

Джесс не разделил моего мнения, что «архив» предназначен только для наших глаз, и счел его ошеломляюще наивным. Схема быстрого обогащения, о котором мечтал каждый в Настеде, казалась ему лежащей под боком, да еще и в сочетании с местью самой ненавистной для общины фигуре.

– Я знаю! – огрызнулась я. Еда, ярко-желтая пластина из крахмала с тоненькой прослойкой мяса у основания, показалась в поле зрения. Мой рот наполнился слюной вопреки моей воле.

– Тогда чего же ты тянешь?

По правде говоря, я испытывала искушение. Моя собственная жизнь погрязла в банальном однообразии преждевременной семейной – с субботними вечерними походами в «Социал» вместе с Марком и Триш – даже быстрее, чем я предполагала. Продажа этой истории могла бы стать способом вернуть то чувство совместного приключения, которое мы потеряли, когда я изгнала нас из Назарета. Если бы это была игра, она казалась оправданной, поскольку шла бы по тем же правилам, по которым Гринлоу обращалась с другими: двигая людей, как шахматные фигурки, в угоду собственной карьере. Это выглядело таким диковинным, таким непохожим на все, что я делала ранее, что почти не вызывало чувства опасности. Однако так было до тех пор, пока я не задумалась о реальных последствиях нарушения закона.

Джесс продолжал говорить о газетах, защищающих свои источники информации, но он был в этом так же невежественен, как и я, и вообще не задумывался о предосторожностях.

– Она все еще принимает решения, от которых зависят жизни людей, – напирал Джесс, когда еда оказалась на наших подносах. – Это наш общественный долг. – Джесс рассматривал ее действия с точки зрения справедливости, и я имела к этому некоторое сочувствие. Однако в его плане содержался некий элемент унижения, которым я не могла упиваться.

– Журналисты могли бы раскопать и нынешние преступления. Без обид, но ты ведь на самом деле не знаешь, что с этим делать, правда, малышка? Мы могли бы стопроцентно предать ее правосудию.