Каменная пациентка - Эрин Келли

С помощью микроскопа Колетты я изучила смазанные цифры на обороте фотографий. А они вообще обозначают пациенток или просто разные серии снимков? Я постаралась разложить заметки по порядку, насколько смогла. Если те овальные размытия в конце номера означали шестерки, то эта запись, скорее всего, относится к пациентке по фамилии Моррис:

Это было не так замечательно, как эпизод с пенни на глазах, но выражение «говорение на странных языках» тоже звучало красиво.

Что же она натворила-то? Я вернулась обратно в поисках описания момента ее приема, но эти страницы отсутствовали, а в последующих заметках предполагалось уже знание о преступлении.

Следующая страница отсутствовала. Мне хотелось закричать от разочарования. Другие пациентки тоже выглядели сумасшедшими, но эта казалась воплощением зла, доктор предупреждал самым резким образом: не поддается лечению, не испытывает эмпатии. Я задумалась, какое преступление может караться не тюрьмой, а больницей, и как мне это узнать. Конечно, было бы легче найти в госархивах свидетельство о смерти, однако я понятия не имела, с чего начинать. Мисс Харкер наверняка знала об этом, но я не могла спросить ее, не сказав, где была и что делала. Мой поступок являлся противозаконным: присвоение официальных документов. Что, если это попадет в мое личное дело? Любой ли университет примет меня после такого?

Я провела пальцем по дате: 1958 год. Возможно, та молодая женщина все еще жива. Назарет был полон старух, когда его закрыли: целую их палату вывезли в приют во Фрамлингеме. Все они к тому времени казались достаточно безобидны, хотя то же самое думали и о Дариусе Канниффи.

– Мариа-а-нна-а-а! – Голос Колетты донесся на фоне финальной заставки сериала «Соседи».

– Начинается… – пробормотала я, собирая свой маленький архив. Микроскоп Колетты стоял на фотографии девушки с длинными темными косами. Линза нависла над ее глазом, выделяя то, что оставалось невидимым при оригинальном размере: зигзагообразное пятно на правой радужке.

Я отпрыгнула назад на кровать, словно меня током ударило.

Х. Моррис.

Хелен.

Эта информация не ощущалась слишком неожиданной – я как будто уже знала, чувствовала нечто подобное. Я дважды перепроверила, естественно, без особого смысла: стоило только узнать, что пятно там, и я уже кроме него ничего больше не видела. Даже с длинными темными косами вместо платинового шара волос – это было лицо, которое я привыкла видеть в новостях, на передовицах газет, на мишени для дротиков – с пронзенным меченым глазом.

Хелен Моррис, девушка, настолько непохожая на нормального человека, что психиатр рекомендовал ей никогда не покидать больницу и никогда не работать, была здесь пациенткой, и явно душевнобольной преступницей. Каким-то образом она выбралась, стала Хелен Гринлоу, а затем – используя свои эгоистичные побуждения, описанные докторами, – спустя десятилетия вернулась, закрыла больницу и разрушила общину. Они должны были запереть ее и выбросить ключ. Назарет упустил свой шанс сдержать монстра.

– Как ты считаешь, вода в бойлере уже согрелась? – спросил Джесс. Ванная на Мэйн-стрит находилась внизу, в задней части дома. Он разглядывал шампунь моей мамы, перекинув через руку драное больничное полотенце. Джесс ходил к нам мыться вот уже несколько недель; наступил февраль, но котел Бреймов все еще не был отремонтирован. Он простил меня за то, что я сделала Назарет недоступным для нас, гораздо быстрее, чем я сама себя простила.

– Не знаю. Я включила его час назад.

– Я все равно начну мыться. Не хочу это пропустить.

Он говорил о документальном фильме, который Дэмиан Гринлоу снимал на землях Назарета. Я до сих пор молчала о своем открытии, выжидая подходящего момента, пока не закончу все сопутствующие дела. Я хотела представить эту историю Джессу как непреложный факт, но, к сожалению, отыскала только свидетельство о браке, подтверждающее, что Хелен Моррис действительно стала Хелен Гринлоу. Я сидела в Центральной библиотеке Ипсвича и просматривала микрофильмы с копиями страниц газеты «Дэйли таймс Восточной Англии» тридцатилетней давности, пока мои глаза не покраснели. Я читала, мучая себя, пока не поняла, что если она была госпитализирована для сокрытия преступления – тогда, конечно, об этом не осталось никакого бумажного следа. Прошло довольно много времени с момента моего открытия, и если теперь я о нем расскажу, это будет выглядеть так, словно я нарочно держала его в секрете так долго. Джесс ненавидел секреты друг от друга и наверняка отреагировал бы на это слишком бурно, как и на все, что касалось Хелен Гринлоу. В некоторые дни я сомневалась, нужно ли вообще сообщать ему об этом.

Он появился через полчаса. Пар поднимался от его тела, кожа розовела на фоне грязно-белого полотенца.

– Я тебе уже говорил? Они сказали моим родителям, что еще два гребаных месяца ждать, прежде чем у нас снова появится горячая вода. Я бы хотел пригласить к нам Хелен Гринлоу на чашечку чая. Заодно бы и помылась. – Он развернул полотенце, выставив все причиндалы напоказ, и начал протирать спину.

– Ты не мог бы снова прикрыться? – сказала я.