Идеальная мать - Эйми Моллой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нужно собраться с мыслями. Сейчас нужно придумать, что нам делать дальше, а потом быстро уехать. Понятно, что здесь оставаться нельзя.
Из-за того, что я натворила.
День седьмой
КОМУ: «Майские матери»
ОТ КОГО: Ваши друзья из «Вилладжа»
ДАТА: 11 июля
ТЕМА: Совет дня
ВАШ МАЛЫШ: ДЕНЬ 58
Вы пеленаете своего малыша? Наверное, уже можно перестать. Новорожденный в пеленке чувствует себя уютно и в безопасности. Но считается, что когда дети становятся подвижнее и начинают переворачиваться, пеленание становится фактором риска синдрома внезапной детской смерти. И даже если в пеленке ребенок засыпает в считанные секунды, все-таки береженого бог бережет.
Липкие ладони Колетт лежали на рукоятке коляски, солнце пекло затылок, хотя не было еще семи утра.
— Я сейчас умру, — Нэлл была вся потная, с пунцовым лицом. — Не представляю, как ты здесь бегаешь.
Колетт замедлила шаг и пошла рядом с Нэлл: — Почти пришли.
Они поднялись на вершину холма и пошли по тенистой тропинке под аркой, от колес коляски отскакивал гравий.
— Я похудела? — спросила Нэлл, когда они остановились у большой площади, по которой шла группа детей из летнего лагеря в купальниках и желтых спасательных жилетах. Они шли парами по направлению к парку.
— Если Себастьян хочет опять увидеть меня голой, я бы хотела, чтобы моя задница к этому моменту весила всего лишь на тонну больше, чем он привык.
— Повернись, я посмотрю.
Нэлл рассмеялась и повернулась к ней спиной, но лицо ее омрачилось, когда она посмотрела вдаль:
— Боже, — пробормотала она. — Ты только посмотри.
Там был Мидас.
Две пожилые женщины держали плакат с его фотографией и пытались установить его на каменной ограде парка. Колетт подошла к очень полной женщине с седыми волосами, собранными в высокий хвостик. Руки ее лежали на железной ручке ходунков. Рядом другие женщины раскладывали кружок из розовых гвоздик на горячем асфальте.
— Что здесь происходит? — спросила Колетт.
Женщина вытянула шею, чтобы заглянуть в коляску и рассмотреть Поппи. Судя по ровному дыханию, Поппи спала, прижав ручки к ушам.
— Ну какое чудо, — сказала женщина. — У нас молитвенное бдение. Мы молимся за малыша Мидаса, где-то час назад начали.
За спиной Колетт появилась Нэлл, женщина взяла с раскладного стола два флаера из стопки и протянула им.
ПОМОЛИМСЯ ЗА МИДАСА
Забудет ли женщина грудное дитя свое,
чтобы не пожалеть сына чрева своего?
но если бы и она забыла,
то Я не забуду тебя.
Колетт перечла слова, напечатанные внизу: «невыполнение обязанностей по отношению к ребенку — преступление». Возле них располагалась фотография — та, которую показывали в шоу Патриции Истины: Нэлл и Уинни в «Веселой ламе».
На фото они выглядели ужасающе: Нэлл с голым животом и коктейлем в руке, Уинни пьяно смотрела в камеру из-под полуопущенных век.
Колетт вернула флаер и взяла Нэлл за руку:
— Ладно, пошли.
— Оставайтесь с нами — сказала женщина. — Чем больше людей будут молиться, тем лучше для малыша. И к нам скоро присоединится почетная гостья, — она наклонилась к ним и тихо, почти шепотом сообщила: — Патриция Истина.
— Нет, спасибо, — Колетт одной рукой везла коляску, а другой подталкивала Нэлл.
Когда они вышли из парка и достигли тротуара, Нэлл была готова разрыдаться. Из фургона с незаглушенным двигателем, который стоял на углу, вылез молодой человек с темной бородой, и, несмотря на жару, в теплой шапке. В руках он держал телевизионную камеру.
— Это фото… — Нэлл давилась слезами с трудом выговаривала слова — Там же не… Выглядит так, как будто мы…
— Пойдем ко мне, — сказала Колетт.
— Мне нужно собираться на работу, — глаза Нэлл наполнились слезами.
— Совсем ненадолго, Чарли нету. Попьем кофе, — Колетт взяла Нэлл под руку, и они ускорили шаг.
— Кто все эти люди? — спросила Нэлл, когда они подошли к дому Колетт. Альберто открыл им, они затолкали коляски в лифт. Нэлл взглянула на флаер, который до их пор сжимала в руке. — Чего им надо?
— Не знаю, налепить всем алые буквы «А»[3]?
В квартире было тихо. Колетт поставила кофе и нарезала лимонный пирог, который испекла утром, поскольку Поппи проснулась в пять. Нэлл села на диван, прижимая Беатрис к груди:
— Что же творится?
— Не знаю.
— Все плохо. У меня дурное предчувствие. Они во всем обвинят ее.
— Да-да, знаю, — Колетт села на высокий кухонный табурет. В голове у нее пульсировала боль. — Странно, что это не началось раньше.
— Это же фигня, — Нэлл несколько раз нервно выдохнула. — Мы ведь… она ведь… всего лишь пошли выпить, всего один раз!
— Прекрати, Нэлл, мы ничего предосудительного не делали, даже не…
— Ты ведь тоже смотришь телевизор? Понимаешь, куда клонит Патриция Истина? Вчера она опять показывала то видео с Уинни, которое записали на следующий день после исчезновения Мидаса. Она каждое движение ее прокомментировала и спрашивала, почему Уинни с тех пор молчит.
— Да. И нам обеим не нужно больше это смотреть.
— Да не могла же Уинни…
Колетт сжала виски:
— Не знаю.
— Не говори так. Она не могла сделать ничего дурного. Мы же ее знаем.
Колетт с сомнением посмотрела на Нэлл:
— Ты так думаешь? Разве мы все друг друга так уж хорошо знаем?
— Достаточно, чтобы быть уверенными, что среди нас нет какой-нибудь психопатки. Все всегда любят говорить, что во всем виновата мать, но я отказываюсь признать, что Уинни имеет к этому хоть какое-то отношение. — Она размазала слезы по щекам. — Я вчера прочла жуткую статью. Про Уинни и так называемый комплекс Медеи, это из греческой мифологии. Это царевна, которая убила своих детей, чтобы отомстить мужу за измену.
— Хватит это читать, Нэлл, серьезно тебе говорю. Это никому не поможет.
— Ты бы видела, что пишут про Уинни в комментариях. Все набросились на нее скопом, говорят, нельзя оставлять ребенка с чужим человеком и идти бухать. А если Мидаса и найдут, его нельзя возвращать Уинни, потому что она плохая мать. — Нэлл старалась не разрыдаться. — Неужели непонятно, как это непросто? И какая огромная ответственность лежит на матери: следить за тем, чтобы ребенок был жив и здоров? Как непроста материнская любовь и как легко все это похерить. Как это, по нашему мнению, сделали наши матери. — Она запнулась. — Вот честно, мне иногда кажется, что я сорвусь. Я так чертовски устала. Всякое бывает, но сама представь. Разве можно причинить вред своему собственному ребенку?