Изгой - Юрий Никитин

Турч оглянулся. Показалось или в самом деле на горизонтеподнимается оранжевое облачко пыли?

Но и отступать нельзя, — ответил он. — Эх,чародей... Не знаешь, что когда не помогают знания, то... Скиф, какой по нимврежем?

Давай про битву в Долине Волхвов, — предложил Скиф.

— Давай, — согласился Турч.

Они тронули коней вперед, Скиф запел сильным мужественнымголосом, настолько красивым и суровым, что у Олега почему-то побежали по спинемурашки. Турч подхватил, его хриплый голос, больше пригодный для рева на полебитвы, поддерживал надежно, в то время как голос Скифа поднимался до звенящихвысот, парил, падал с высоты, как подстреленный сокол, снова находил силы ивзмывал сильно и победно...

А Олег, покрывшись пупырышками, слушал красивую воинскуюпесню про троих героев, что вступили в битву с самим богом войны, а потом еще ив жуткой долине дрались за мир людей против страшного мира нечисти...

Кони из последних сил вошли в воду, стояли, дрожа, не всилах даже опустить головы и напиться. Олег поспешно понукал своего коня, всегов двух шагах на краю уступа сидит обнаженная сирена, выгибается, показывая токрупную грудь, то мягкий живот, то ягодицы. Чарующий голос проникал сквозь всезаслоны, влезал в душу.

— Приди, о путник!.. Приди в мои объятия, охлади во мнеполыхающий в твоих чреслах жар... со мной покойно... на свете нет ничего дорожежизни... а ты все в дороге, в бедах, тревоге и опасностях... Я буду тебяласкать, гладить, чесать, нежить, выполню все твои желания, только назови...

Он ощутил, что руки сами повернули коня в ее сторону. Сиреназапела громче, в ее широко распахнутых глазах были любовь и нежность. Он вдругпонял с потрясающей ясностью, что это никакие не людоедки, а просто женщины,которые хотят покоя и от мужчин жаждут всего лишь покойной мирной жизни, чтоббез всякого надрыва, без безумной скачки на взмыленном коне над краем пропасти,без свиста стрел и стука мечей по щитам...

С другой стороны по ушам хлестнул сильный злой голос. Передглазами в страшном зареве встала картина, как на краю света трое героев бьютсяза весь мир, а люди в это время пьют, едят, пашут землю, даже не подозревая,что за их простенький покой в это время льется горячая кровь.

В груди защемило, он с трудом повернул коня. Да, с этимиюными и нежными женщинами хорошо, даже прекрасно, но надо... надо...

Ничего не надо, прозвучал в голове красивый зовущий голос,умоляющий и убеждающий разом. Ведь ты уже сделал больше, чем другие. Что тебе,больше всех надо? Ты заслужил отдых... ну, пусть не навсегда, но останься хотьна сутки, хоть на ночь, или хотя бы пережди с нами эту жару, мы все четверобудем тебя ублажать и нежить, ты еще не знал таких ласк, никто их не знал, тыпознаешь полное и высшее блаженство...

Свирепый голос Турча прохрипел с другой стороны, что высшееблаженство — умереть за родное племя, за свой народ. А высшее блаженство,которое обещают эти мокрые дуры, может дать любая девка-скотница на ближайшемпостоялом дворе. Нет разницы: сирена, принцесса или скотница — такое блаженствосо всеми одинаково...

Олег смутно чувствовал, что Скиф тащит его, бьет, пинает, аженские голоса звучат уже не только в ушах, но и в голове, мозгу, отдаются эхомво всем теле, что страстно возжаждало покоя, ласки, неги...

— Да что с тобой? — услышал он наконец яростныйголос, что проломился как сквозь бревенчатую стену. — Что с тобой?

Его трясли, били, на голову скупо плеснуло холодной водой.Он ошалело огляделся. Берег с сиренами отодвигается, голоса прекрасных женщинзвучат слабо, это в его черепе слышно так, что перекроют даже раскаты грома.Скиф и Турч смотрят с обидой и недоумением, кони жадно пьют воду.

— Что случилось? — потребовал Турч.

— Сирены... — прохрипел Олег.

— Ну и что? — взорвался Турч. — А мы несирены? Да мы сиренее все сирен!.. Когда я эту песню проорал в одном селе, тамвсе мужчины начали проситься ко мне в войско. Даже детвора и старые деды!.. Аведь мне медведь на ухо наступил!

Олег слабо мотнул головой:

— Да нет... ты поешь здорово. Просто на меня магия песенслабо действует.

— Но сирены же едва не заворожили!

— Да, но... вашу песню я уже... однажды, — ответилОлег едва слышно. — И тогда она... очень не понравилась... Словом, другаябы песня... гм...

Турч уже отошел от гнева, сказал почти покровительственно:

— Дурень ты, хоть и грамотный. Эта песня — лучшая! Онадвигает миром.

Олегу показалось, что он ослышался.

— Двигает миром?

— Ну да. Двигает людьми, будь они простые пастухи,могучие маги или властелины армий. А те уже двигают народами, горами, реками...

Олег с гудящей головой оглянулся. Река с каменной площадкоймедленно отдалялась, нежнотелые молодые женщины все еще поют, глядя им вслед,но в их песне ясно слышится поражение, растерянность, даже уныние.

Его трясло, он спросил дико:

— Но как?.. Как мы прорвались?

Турч ехал рядом, на ходу затыкал деревянной пробкойбаклажку. Два кожаных бурдюка болтались, булькая, по обе стороны седла.

— Песни, — сказал он, — это не магия. Это...посиль-нее магии.

— Я это понял, — прошептал Олег. — Потомудаже маги попадаются как мухи в паутину. Но... как мы? Как?

— Песни, — ответил Турч. Он оглянулся на Скифа, номолодой герой смотрел прямо перед собой, брезгая объяснять очевидное. —Песни, Олег. Когда по тебе бьют песнями, в ответ можно ударить только другимипеснями. И обезвредить, удается только другими песнями.

Олег зябко передернул плечами. Он помнил, кто сочинил этупесню. И хотя тот певец больше сочинял про любовь да про ясное солнышко, самсирена проклятая, но были у него и такие вот песни, которые одобрял даже Мрак.

— Спасибо за урок, — пробормотал он. — Черт,ну почему же мне медведь уши оттоптал? Мне ваша песня как-то до лучинки... авот песни сирен подействовали!

— Их песни проще, — ответил Турч злобно. — Напростолюдинов! На просто людей, на людей с простыми душами. Попросту — на людейс мелкими душами. Потому и действуют.

Скиф возразил горячо:

— Олег не простолюдин! Мне кажется, он из знатногорода. Только не признается.

— Мы все простолюдины, — заявил Турч. —Где-то глубоко внутри все мы простолюднее не бывает!.. Но не признаемся, аподнимаемся и идем дальше. И становимся уже не просто людьми. А кто-то и безвсяких сирен готов лежать и чесать пузо.

Олег посмотрел на него с удивлением, уважением и даже сопаской, со стыдом уронил взгляд.

Выбрав момент, он послал коня рядом с конем Скифа. Несколькоминут ехали бок о бок, потом Олег ска-зал с неловкостью: