Поющие в терновнике - Колин Маккалоу

— Ну, как ты, Фиа? — спросил жену Падрик Клири.

— Все хорошо, Пэдди. Кончил ты сегодня с нижнимучастком?

— Да, все закончил. Завтра с утра пораньше примусь заверхний. Ох, и устал же я!

— Еще бы. Макферсон опять дал тебе эту норовистуюкобылу?

— Ясное дело. Неужто, по-твоему, он станет маяться сэтой животиной сам, а мне даст чалого? Плечи ломит, сил нет. Бьюсь об заклад,другой такой упрямой скотины во всей Новой Зеландии не сыщешь.

— Ну, ничего. У старика Робертсона все лошади хорошие,а ты уже скоро перейдешь к нему.

— Поскорей бы. — Падрик набил трубку дешевымтабаком, притянул к себе фитиль, торчащий из жестянки подле плиты. На миг сунулфитиль в открытую дверцу топки, и он занялся; Падрик откинулся на спинкукресла, затянулся так глубоко, что в трубке даже как-то забулькало. — Нукак, Мэгги, рада, что тебе уже четыре года? — спросил он дочь.

— Очень рада, пап.

— Мама уже отдала тебе подарок?

— Ой, пап, как вы с мамой догадались, что мне хочетсяАгнес?

— Агнес? — Он с улыбкой быстро глянул на жену,озадаченно поднял брови. — Стало быть, ее звать Агнес?

— Да. Она красивая, папочка. Я бы целый день на неесмотрела.

— Счастье, что еще есть на что смотреть, — хмуросказала Фиа. — Джек с Хьюги сразу ухватили эту куклу, бедняга Мэгги иразглядеть ее толком не успела.

— Ну, на то они мальчишки. Сильно они ее испортили?

— Все поправимо. Фрэнк им вовремя помешал.

— Фрэнк? А что он там делал? Он должен был весь деньработать в кузне. Хантер торопит с воротами.

— Фрэнк и работал весь день. Он только приходил закаким-то инструментом, — поспешно сказала Фиа: Падрик всегда был слишкомстрог с Фрэнком.

— Ой, папочка. Фрэнк мой самый лучший брат! Он спас моюАгнес от смерти, и после ужина он опять приклеит ей волосы.

— Вот и хорошо, — сонно промолвил отец, откинулсяна спинку кресла и закрыл глаза.

От очага несло жаром, но он этого словно не замечал; на лбуего заблестели капли пота. Он заложил руки за голову и задремал.

От него-то, от Падрика Клири, его дети и унаследовали густыерыжие кудри разных оттенков, хотя ни у кого из них волосы не были такимивызывающе медно-красными. Падрик был мал ростом, но необыкновенно крепок, весьточно из стальных пружин; ноги кривые оттого, что он сызмальства ездил верхом,руки словно стали длинней оттого, что долгие годы он стриг овец; и руки и грудь— в курчавой золотистой поросли, будь она черной, это бы выглядело безобразно.Ярко-голубые глаза, привыкшие смотреть вдаль, всегда прищурены, точно у моряка,а лицо славное, улыбчивое и с юмором, эта неизменная готовность улыбнутьсясразу привлекала к нему людей. И притом великолепный, истинно римский нос,который должен был приводить в недоумение сородичей Падрика, а впрочем, уберегов Ирландии во все времена разбивалось немало чужестранных кораблей. Речьего еще сохранила мягкость и торопливую невнятность, присущую голуэйскимирландцам, но почти двадцать лет, прожитых в другом полушарии, наложили на неесвой отпечаток, изменили иные звуки, чуть замедлили темп и придали ей сходствосо старыми часами, которые не худо бы завести. Счастливец, он ухитрялся кудалучше многих справляться со всеми трудами и тяготами своей жизни — и, хотясемью держал в строгости и поблажки никому не давал, все дети, за однимисключением, его обожали. Если в доме не хватало хлеба, он обходился без хлеба;если надо было выбрать — обзавестись чем-то из одежды ему или кому-то из егоотпрысков, он обходился без обновы. А это в своем роде куда более вескоедоказательство любви, чем миллион поцелуев, они-то даются легко. Он был оченьвспыльчив и однажды убил человека. Но ему повезло, тот человек был англичанин,а в гавани Дан-Лэри как раз стоял под парами корабль, уходящий в НовуюЗеландию…

Фиона выглянула из дверей кухни и позвала:

— Ужинать!

Один за другим явились сыновья, последним — Фрэнк с большойохапкой дров, он свалил их в ящик у плиты. Падрик спустил Мэгги с колен, прошелв дальний конец кухни и занял место во главе грубо сколоченного обеденногостола, мальчики расселись по сторонам, а Мэгги вскарабкалась на деревянныйящик, который отец поставил для нее на стуле подле себя.

Фиа раскладывала еду по тарелкам прямо на столе, за которымстряпала, и делала это быстрей и сноровистей любого официанта; она подавала подве тарелки сразу: сперва мужу, потом Фрэнку, дальше мальчикам по старшинству,наконец, Мэгги и последней взяла себе.

— У-у! Студень! — скривился Стюарт, берясь завилку. — Зачем вы меня назвали вроде этой еды…

— Знай ешь, — оборвал отец. Большие тарелки полныбыли доверху: к студню — щедрые порции вареного картофеля, баранина, бобытолько сегодня с огорода. Хоть кое-кто и фыркал и ворчал себе под нос, ребята,включая Стюарта, уплели все дочиста да еще вытерли тарелки хлебом и получили впридачу по несколько ломтей хлеба с маслом и с джемом из своего крыжовника. Фиаподсела к общему столу, наскоро поела сама, снова поспешила к кухонному столу иразложила по глубоким тарелкам изрядные куски пудинга, очень сладкого инасквозь пропитанного джемом. Все это было тут же залито потоками ещедымящегося заварного крема, и опять она принялась сновать от рабочего стола кобеденному, разнося по две тарелки сразу. И наконец со вздохом села: теперьможно спокойно поесть самой.

— Ой, как вкусно! Джем с кремом! — восторженнозакричала Мэгги и стала чертить по лакомству ложкой, так что скоро сквозьжелтый крем проступили розовые разводы.

— Да, Мэгги, дочка, ведь сегодня твое рожденье, вотмама и приготовила твой любимый пудинг, — с улыбкой сказал отец.

На этот раз никто не ворчал и не жаловался — какой бы ни былпудинг, его уплетали за обе щеки: в семействе Клири все были сластены.

Но хоть они и ели так обильно и сытно, никто не толстел. Неприобреталось ни грамма лишнего веса — все расходовалось в работе либо в игре.Овощи и фрукты съедались потому, что это вкусно, но если бы не хлеб икартофель, не мясо и горячие мучные пудинги, неоткуда было бы взять силы.

А потом Фиа налила всем чаю из огромного чайника, и ещеоколо часу семья не расходилась: пили чай, читали, разговаривали; Пэдди,попыхивая трубкой, увлеченно читал какую-то книгу, взятую в библиотеке. Боб сголовой ушел в другую. Фиа опять и опять подливала всем чаю, младшие строилипланы на завтра. Занятия в школе кончились, впереди долгие летние каникулы,мальчики почуяли свободу, и им уже не терпелось приняться за свою долю работыпо дому и в огороде. Бобу поручено подкрасить, где надо, стены снаружи; Джеку иХьюги — держать в порядке поленницу, надворные постройки, помогать с дойкой,Стюарту — пропалывать грядки; по сравнению с ужасами школы все это простодетская игра. Отец порой поднимал голову от книги и подбавлял к списку ещекакое-нибудь дело, но Фиа молчала; Фрэнк устало обмяк на стуле и прихлебывалчай, одну чашку за другой.