Орудие богов - Талбот Мэнди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вместе с богами! Индийские боги любят заговоры. Мой отец оставил меня, некоторым образом, под покровительством Джинендры, хотя мать пыталась сделать из меня христианку, и я всегда не доверяла брамину Джинендры. Но сам этот бог ко мне добр. Когда я стану магарани, он получит два новых храма.
– И ты искала сокровищницу с тех пор, как умер твой отец?
– С тех пор. Мой отец на смертном ложе предсказал, что я в конце концов ее найду, но его подсказка была всего лишь головоломкой. «Кто ищет цветы, находит счастье», – так он сказал. «Кто ищет золото, находит ярмо и зубы войны. Сотня охраняет сокровища день и ночь, сменяясь в полнолуние!» Вот я всегда и искала цветы, и я часто была счастлива. Каждый день я посылала цветы в храм Джинендры.
– Что это может быть за сотня, которая охраняет сокровища день и ночь? – не поняла Тесс.
– Это и поставило меня в тупик. Ребенком я считала, что это змеи. И старалась дружить со змеями, узнавала, как с ними обращаться, даже с кобрами, и их не бояться. Потом я поняла, что змеи не скажут мне ничего, и решила, что змеи – это брамины. И я стала дружить с браминами, училась всему, чему они могли меня научить. Но они не знают ничего! Они паразиты. Учат только тому, что заставляет людей подчиняться их власти. Я скоро поняла, что, если бы золото охраняли брамины, их давно лишили бы этой чести. Тогда я стала высматривать сотню деревьев – и нашла их! Все сто деревьев в одном месте! Но это был только выигрыш первого тайма в сложной игре – как ты скоро узнаешь.
– Тогда я, конечно, знаю! – взволновалась Тесс. – На территории дворца за рекой, откуда ты сбежала перед тем, как пришла ко мне, растет целый лес!
– Девяносто шесть и корни шести, – пояснила Ясмини. Глаза у нее разгорелись так, как будто в них полыхали костры. – Беда в том, что в полнолуние они не меняются! Меняются только в размере. Они переживают людей на столетия. И все-таки они помогли мне отгадать, и не только как подобраться к сокровищам, но и как победить!
Больше Ясмини ничего не сказала. Никакие вопросы Тесс не могли заставить ее продолжить эту тему. Хотя она была молода, но уже хорошо понимала преимущество неожиданности.
Ранним вечером они вместе поели за низким столиком, уставленном всевозможными яствами, – Тесс и не думала, что в Индии их столько видов. Во время их трапезы Хасамурти пела балладу за балладой из военной истории Раджастана и о его царственных героинях, аккомпанируя себе на струнном инструменте; баллады, казалось, задевали важную струну в ее сердце Ясмини, потому что в конце трапезы она выглядела царственной и решительной, ее глаза так и сверкали голубым пламенем.
Наступило время заняться одеванием; две служанки повели Тесс в ее комнату, чтобы вымыть, причесать, надушить и нанести грим. Через некоторое время она поймала себя на том, что удивлятся, как это большая часть человечества обходится без горничных. И что у нее не было личной прислуги с тех пор, как ее пестовала нянька, не вызвала у нее улыбки. Привычка к роскоши образуется быстро: Тесс даже стала надеяться, что ее муж разбогатеет достаточно для того, чтобы всегда нанимать ей служанку!
Пока эти мысли проносились у Тесс в голове, служанки закончили свои хлопоты, и она была совершенно готова: одета весьма просто, без драгоценностей, как будто сама была служанкой, но служанкой царственных особ. На ногах были чулки и светлые сандалии, ниже колен свешивалась простая кремово-белая шаль. Тесс посмотрела на себя в зеркало и пожелала, что и Дик увидел ее такой, не догадываясь, как скоро Дик увидит ее, одетой куда более роскошно.
Ясмини являла собой такую картину, что у зрителей замирало дыхание: рапсодию из кремового и янтарного, с блистающими драгоценностями. На поясе у нее сверкали бриллианты, а еще на груди, в ушах, на руках; рубины – на горле, изумруды и сапфиры – на платье, в прическе тоже блестели бриллианты; все это переливалось, когда принцесса двигалась. Крупные жемчужины украшали ее плечи и сандалии.
– Детка, откуда, ради всего святого, ты взяла все это? – изумилась Тесс.
– Эти камни? Некоторые – дары знатных раджпутов. Другие – наследство. А эти, – она дотронулась до рубина и одного бриллианта, – эти он мне подарил. Прислал со своим братом. Я и о тебе подумала.
Собственными руками она надела Тесс на шею опаловое ожерелье, и оно заблистало, как живое, а на правую руку – золотые браслеты.
– Ты отлично выглядишь! Вы с Хасамурти будете стоять около меня до самого конца, остальные – сзади. Теперь мы готовы. Пошли!
Снаружи во тьме пылали факелы, присутствовало около шестидесяти гостей. Служанки накинули на себя темные покрывала, чтобы предохранить платья от пыли, поднятой толпой, и, вероятно, еще в угоду старому обычаю, по которому женщины закрывали лица на улице.
Привратник открыл ворота, и Ясмини, держа Тесс за руку, во главе всех прошла сквозь двойной ряд знатных раджпутов; те, повинуясь чьей-то команде, отданной хриплым голосом, подняли сабли и образовали над головами стальную арку, сверкающую в ярком свете факелов. Если не считать приказа обнажить сабли, никто не произносил ни слова.
Тесс смотрела прямо перед собой, боясь встретиться взглядом с каким-нибудь воином, чтобы никто из них не стал возражать – как же это, в такую ночь всех ночей среди них находится христианка.
На дороге стояли три больших слона с прислоненными к ним лестницами. Впереди – громадный зверь с одетыми в золоченые чехлы бивнями, увешанный цепями, с паланкином на спине, напоминающим миниатюрную пагоду; он служил трем поколениям раджпутов и был полон чувства собственного достоинства. Ясмини взобралась на него, за ней – Хасамурти и Тесс, они заняли места позади принцессы. Хасамурти подтолкнула Тесс к ее сиденью, после чего ее обязанности свелись к тому, чтобы следить за царским опахалом из страусовых перьев, мягко движущимся в воздухе над головой Ясмини.
Еще одна женщина забралась на слона сзади, ее подсадил мужчина, похожий на принца, если судить по драгоценным камням, сияющим на тюрбане.
– Его брат, – шепнула Хасамурти.
Снова тишину нарушила чья-то хриплая команда. Лошади, ведомые саисами, отошли от стены, и раджпуты сели в седла. Слуги с факелами шли по бокам. Никто не произносил ни слова.
Слон торжественно шагал по дороге под величественными деревьями, где без умолку трещали обезьяны, перепуганные светом факелов, и покачиванье его спины говорило о веках прошлой истории и о бесконечности грядущих лет. Лошади били копытами и ржали, но ничто не нарушало медленную размеренную походку слона, равно как и спокойствия его проводника.
Жители деревни вышли из домов, стояли под деревьями и, улыбаясь, разглядывали процессию. Все, включая и детей, низко кланялись.
– Почему все молчат? – шепотом спросила Тесс. Ясмини ответила:
– А ты бы хотела, чтобы англичане узнали, что меня приветствовали на улицах как магарани? Дали бы им волю, они бы били в тамтамы и танцевали под деревьями. Здесь все мои друзья.
Большой дом окружала высокая стена, но ворота были широко распахнуты, и процессия ни разу не остановилась, пока ведущий слон не застыл у крыльца, освещенного десятком масляных фонарей. На крыльце стояли четыре женщины с закрытыми покрывалами лицами, но на них блестели самоцветы, а из-под покрывал виднелись нарядные платья; они первые в тот вечер подали голос, чтобы приветствовать и поздравить Ясмини. Как только принцесса сошла со слона, они обступили ее и за руки повели в переднее помещение, произнося тысячи поздравлений и пожеланий счастья.