Американская ржавчина - Филипп Майер

Потом откинулся на спинку дивана, закрыл глаза. Вот это жизнь, подумал он. Идти куда-то, к дальней цели, а по пути есть вкусную еду. Но засыпать здесь нельзя. Официантка появилась еще раз, с вазочкой мороженого.

– От заведения, – ухмыльнулась она. – Ты там очень хорошо прибрал за собой.

Через некоторое время Айзек почувствовал, что отключается в этом тепле, и решил не искушать судьбу. Покосился на счет. Она посчитала только яичницу и кофе, два доллара восемь центов. Хотел было поблагодарить, вскинул голову, но официантка уже дремала за своим столиком.

Деньги надо растянуть подольше, но он все же оставил десятку. От нищего нищим. Все равно же он рассчитывал потратить эти деньги.

На улице он чуть взбодрился, лицо уже не так саднило, и вообще он давно не чувствовал себя так хорошо, хотелось прилечь на солнышке, вздремнуть. За городом сошел с обочины, двинулся через поле опять к железной дороге, а потом нашел укромную лужайку на берегу. Солнце светило вовсю, он стянул рубаху, ботинки, остался в одних брюках. Надо идти. Да ладно. Может, меня пристукнут уже сегодня ночью. Наслаждайся моментом.

Он валялся на солнышке и размышлял. Простые радости, для которых мы созданы. Миллионы лет эволюции – и мы научились ценить солнечный день.

Тебя испытывают. А как быть со Шведом? Нет, сейчас я не могу об этом думать, решил он. Доберусь до Беркли, а там посмотрим. Если даже что-то случится, я, по крайней мере, это сделаю. В конце концов выяснится, что виноват во всем я. Поу расскажет. Он такой, какой есть. Против природы не попрешь. Даже если и так. Он все равно лучший из всех.

Айзек зажмурился. Интересно, сестрица еще в Бьюэлле? А что, если она как раз сейчас проезжает мимо? Я бы поехал с ней. Все, что мне нужно, со мной. Он попытался внушить сестре на расстоянии: садись в машину, Ли, и вперед, жду тебя на обочине шоссе 906. Смешно, конечно. Она не услышит.

Вспомнил, как сидел рядом с ней на ее выпускном. Директор толкал речь минут десять, Национальная стипендия за заслуги, высший балл за тест, принята в Йель, Стэнфорд, Корнелл и Дьюк. Вы все четверо там присутствовали. В такие моменты кажется, что жизнь имеет смысл. Ты представлял, как наступит время, когда и сам вознесешься ввысь, видел будущее. Очень ясная картинка – глядя на сестру, воображал выпускником себя. Очень хорошо помню. А потом умерла мама и Ли уехала, ты надеялся, что она останется, но как же. Кто бы остался? В ожидании новой жизни еще важнее было поскорее убраться прочь. Не могу ее винить.

Над головой парил большой ястреб, нет, это орел, они возвращаются в Долину. Все меняется. Порой к лучшему, порой наоборот. Твоей единственной работой было пробуждаться к жизни, пока тебя не остановили. Он справится. Сестра относилась ко всему проще, но теперь ему безразлично. Он выберет собственный путь. Будет жить в горах, в Северной Калифорнии, в настоящих горах, зеленых и высоких, не то что здешние холмы. Рядом с обсерваторией. Обсерватория прямо в доме, чтобы в любой момент смотреть на звезды, а терраса нависает над обрывом, и ты будто паришь в пространстве. Но он, как и Ли, не останется в одиночестве. Вспомни Нью-Хейвен – там все были такие, как ты или Ли. Невероятно, но сестра сумела вырваться, хотя гораздо хуже представляла, чего именно хочет. А он ведь всегда точно знал, чем хочет заниматься. Да, результаты тестов у нее лучше. На сорок баллов. В пределах статистической погрешности. Именно так она сказала, когда он сообщил ей свои результаты, – ну, это допустимая погрешность. Все-таки она добрый и славный человек. Если бы не история с Поу. Которая все портит. В самом факте ничего особенного, он знал и других парней из Долины, с которыми она спала, двое их было, и ему, в общем, наплевать, ну или почти наплевать, неважно. Но с Поу – совсем другое дело, это нечто гораздо более значительное. Он не мог объяснить, что именно, но точно знал.

Хватит уже об этом. Грейся на солнце спокойно. В Калифорнии вот так будет большую часть года. Получай дозу ультрафиолета. Лечит ушибы и убивает бактерии. “Ультра” означает невидимый, недоступный зрению. Нет, это означает очень. Чертов дебил. Он сел и огляделся. Вокруг трава и деревья, прямо перед глазами река. Южнее расположен большой транспортный терминал, груды угля и кокса и прочих сыпучих грузов, еще дальше к югу три длинных моста в Чарлрое, а за мостами можно разглядеть подъемные краны над шлюзами. Вереница барж ждет своей очереди, чтобы пройти через створ.

Я пришел оттуда, подумал он, к северу только леса. Солнце согревает кожу, легкие мурашки, будто по телу пробегают крошечные пальцы, так приятно, совсем не хочется засыпать. На другом берегу четверо мужчин ловили рыбу, и что-то такое умиротворяющее было в этом занятии, ощущавшееся даже на расстоянии, что он забылся и задремал. Ловцы человеков. Очнулся, когда солнце уже опускалось за холмы на западе, рыбаки давно ушли. Вот и второй день ты проспал. Мог бы просто взять билет на автобус, спал бы и в то же время ехал. Ага, и оставить след, указывающий, куда ты направился. Но и на сортировочной станции все равно придется кого-то расспрашивать, выяснять, какие поезда идут на юг или на запад. Все равно это лучше, чем покупать билет. Он проверил бумажник, осталось еще двадцать два доллара плюс те четыре тысячи, что лежат в конверте в заднем кармане штанов.

Ноги затекли, пока спал, и сначала он ковылял еле-еле. Под мостом, ведущим в Мон-Сити, Айзек брел уже в полной темноте. Поезда проносились через протяженную промышленную зону, вдоль ярко освещенных складов и депо, а он шел лесополосой, мимо десятков пустых контейнеров, домика, наполовину сползшего в воду, обшарпанных тягачей, осевших на спущенных шинах. За рекой сияли огнями Мон-Сити и Нью-Игл, и он радовался, что не оказался на том берегу. Впереди длинная просека через лес, рельсы тускло поблескивали в лунном свете. В темноте Айзек вновь почувствовал себя в безопасности. Тишина, только уханье сов, звук его собственных шагов да урчанье буксира на реке. Должен бы испытывать жажду, но нет, пить не хочется. Надо будет обзавестись фляжкой.

На другом берегу над электростанцией Вест-Пенн высоко в небо поднялся громадный султан пара, яркий на фоне ночного неба. Рядом темные горы угля, подобные небольшим пирамидам, десятки барж, снующих по реке рядом с заводом. Через несколько миль, опять на другом берегу, электростанция Эрламы, она еще больше, ярко светят желтым натриевые лампы, главная труба добрых пятьсот футов в высоту, клубы пара, белые и чистые на вид, застилают небо. Да, но это сгоревший уголь. Так что едва ли чистые. Вскоре пришлось пересечь территорию заброшенной шахты, с обширной площадкой для разгрузки угля, земля черная, угольная крошка хрустит под ногами. Бесконечная вереница груженых вагонеток застыла на рельсах, пустые баржи пришвартованы к причалам. Дальше, в ярко освещенной промзоне, свернул в сторону, чтобы не заметили, подальше от реки, пока не добрался до темной дороги, идущей параллельно реке.

Дорога привела в какую-то деревушку с пожарной станцией, пустой и закрытой на ночь. Несколько домов с каркасными бассейнами во дворе, фонари над крыльцом там и сям, но все равно тьма кромешная. Дорога пустая, он мог спокойно любоваться звездным небом. В одном из дворов горел костер, он проходил мимо и видел, как человек двадцать, наверное полгорода, собрались вокруг огня, выпивали и веселились. Кто-то, кажется, готовился прыгнуть в бассейн – силуэт совсем белый, человек явно без одежды, хотя похолодало. Айзек ускорил шаг, опустив голову, но его все равно заметили.