Американская ржавчина - Филипп Майер

Шоссе 906, проложенное в пойме реки, ведет в Монессен. Склон долины сразу за дорогой порос лесом, но по берегам реки еще сохранились развалины старых фабрик, складов, заводских зданий. Поток плотный, сплошь американские малолитражки и старенькие пикапы. Места на обочине маловато – регулярно толкает воздушной волной даже от небольших машин. В том же направлении, что и он, пешком идет еще с полдюжины человек – в Монессен, который был когда-то одним из преуспевающих городов Долины, а теперь стал одним из беднейших. Последние коксовые цеха “Ю Эс Стил” дышали на ладан, но пока обеспечивали работой несколько сотен. Все равно большинство из них клиенты Восьмой программы[24].

Через полчаса он вошел в Монессен. Почти точная копия Бьюэлла: речная долина, перетекающая в крутые склоны холмов, жилые кварталы, расположенные террасами, каменные церкви, деревянные церкви, три православные церкви с золотыми куполами. Много деревьев. Издалека выглядит мило. Вблизи видно, что город заброшен: здания обветшали, повсюду следы вандализма и запустения. В центре города припарковано несколько автомобилей, но дома по большей части пусты, на старых витринах старые вывески, выцветшие объявления “сдается” почти на всех окнах. Единственные признаки жизни сохранились в районе коксовой фабрики у реки, длинные ряды зданий, крытые гофрированным железом, высокая труба с полыхающим факелом отработанного газа, клубы пара, время от времени вырывающиеся при тушении кокса. Огромный экскаватор, в ковше которого запросто мог поместиться полуприцеп, черпал уголь с баржи и отправлял его на конвейер, ползущий к главному цеху. По рельсам сновали вагонетки, груженные коксом, но в поле зрения ни одной живой души.

Он все-таки нашел в этом городе работающий ресторан. Официантка сидела в одиночестве за столиком у окна, смотрела вдаль и улыбалась, пока не заметила входящего посетителя. Светило солнце, ей было спокойно и совсем не хотелось вставать. На вид лет пятьдесят, крашеная блондинка.

– О нет, – недовольно сказала она. – В таком виде не пущу.

– Я помоюсь, – заверил Айзек. – Я просто упал.

Он огляделся – закусочная или ресторан; в общем, чем бы оно ни было, в зале сидел только один клиент.

Женщина отрицательно помотала головой:

– За мостом в сторону Чарлроя есть больница, вот туда и иди.

– Я могу заплатить. – Он раскрыл бумажник, демонстрируя деньги. Пахло едой, жареной картошкой и мясом, он никуда отсюда не уйдет. Удивительно, что продолжает упрашивать, – в былые времена сразу развернулся бы и пошел искать другое заведение. – Поставьте себя на мое место, – умоляюще произнес Айзек.

Он уже думал, не перестарался ли, как тетка вздохнула и махнула рукой куда-то в сторону подсобки, где находился туалет. Второй клиент, чернокожий средних лет, глянул на Айзека поверх своей газеты и поспешно опустил голову. Хлебнул кофе и больше в его сторону не смотрел.

По узкому коридору, мимо коробок с туалетной бумагой и растительным маслом он прошел в мужской туалет, запер за собой дверь и встал перед зеркалом. Жмурик, выловленный из реки. Или из братской могилы. Штаны и куртка измазаны жидкой грязью, рожа покрыта слоем сажи и пыли. Он сам себя не пустил бы в эту забегаловку, да и вообще никуда. Один глаз полностью заплыл, губа разбита; трудно сказать, где заканчивается засохшая кровь и начинается грязь. Справив нужду, он разделся и опять встал перед раковиной и зеркалом. Эта чумазая загорелая физиономия не имела отношения к бледному телу с розовыми ссадинами вдоль ребер, с расплывающимися светло-лиловыми синяками. Айзек вымыл в раковине голову и лицо, забрызгав грязью все вокруг и попутно размышляя, какое все же хрупкое создание человек. Так, теперь смочить холодной водой бумажное полотенце, надо обмыть тело, покойника обмывают. Последнее омовение. Тщательно каждую складку. Может, сейчас пользуются шлангом для этого дела, специальной тканью, и вообще процесс автоматизирован. Как знать, кто будет касаться тебя после смерти? Взял еще несколько полотенец, намочил, продолжил мыться. Он замерз и дрожал, вода быстро охлаждает. Тепло материнской утробы мы принимаем как должное – такова природа ее. Мать сама себя омыла. Интересно, обмывали ее тело после? Например, ирландская деревенщина отлично сохраняется в торфе. А вот со Шведом иначе – никаких помывок за счет налогоплательщиков. Могилы для голодранцев слишком дороги. Крематорий – его финальное тепло. Так, выбрось из головы, приказал он себе. Все в прошлом.

Закончив с мытьем, Айзек достал нож, тщательно вымыл с мылом лезвие, сполоснул, насухо вытер, потом вытерся сам, использовав последние полотенца, он извел два полных рулона. Тут было очень чисто до его появления, и теперь Айзек тщательно протер пол и отмыл раковину, прежде чем возвращаться в обеденный зал. Внимательно оглядел себя в зеркале. Выше пояса нормально. В основном грязь досталась куртке, рубаха и свитер в порядке. В другой раз не появляйся в общественных местах в верхней одежде. Первым делом снимай куртку.

Официантка окинула его оценивающим взглядом, медленно подняла свое большое тело, с трудом разгибая колени, принесла меню и чашку кофе. Устроившись в самом темном уголке, он блаженствовал – чистый, сухой и в тепле. Добавил в кофе сливок, много сахару, отхлебнул и почувствовал, как голова проясняется. Он никуда не будет спешить. Получит удовольствие. Айзек заказал стейк по-деревенски, хашбрауны, перевернутую глазунью из трех яиц, кусок персикового пирога. Официантка приняла заказ и подлила еще кофе, который он приправил по своему вкусу, послаще и пожирнее, почти как десерт. Оглядел забегаловку – милое место, все же ресторан, пожалуй; дюжина столиков, накрытых клетчатыми скатертями; здесь, наверное, теперь почти не бывает посетителей, но все равно чисто; приятный приглушенный свет, обшитые сосновыми панелями стены, высокий потолок, украшенный жестяной чеканкой. По стенам фотографии футбольной команды “Монессен Грейхаунд”, портреты Дэна Марино и Джои Монтана, звезд НФЛ родом из Долины, несколько постеров с боем быков в Испании – наверное, кто-то привез сувениры из отпуска лет двадцать назад. Официантка вернулась с заказом.

– Сдачи-то хоть дал? – кивнула она, глядя на его лицо.

– Не очень.

– Что, так туго пришлось?

– Их много было.

– Валил бы ты домой, – вздохнула она. – Дальше только хуже будет.

– Вы всегда так приветливы с посетителями?

Женщина улыбнулась, а он вдруг осознал, что улыбается в ответ. У нее на зубах были брекеты.

– Ладно, наворачивай. Не бери в голову, несу тут чушь всякую. – Она поковыляла к своему месту, бросив напоследок: – Пирог будет готов через минуту.

Он разрезал стейк на кусочки, снаружи хрустящая корочка, внутри сочная мякоть, ничего вкуснее в жизни не ел. Разломал вилкой хашбраун, зажаренный с луком, смешал с яйцом, хотел посмаковать, растянуть наслаждение, но, не в силах сдержаться, жадно черпал вилкой, как лопатой. Официантка принесла пирог, добавила кофе в его кружку, и крепкий кофе был отличным контрастом с сытной едой. Опустошив тарелку, он принялся за пирог.