Княжич - Алексей Янов

– Ладно! – рассмеялся князь. – Прям не княжич, а купец! Говори, что ты там еще надумал?

– Отдай мне, вернее в мое распоряжение, Ильинский княжий двор.

– Зачем он тебе? – удивился князь.

– Буду размещать в нем свои новые производства. Очень уж удачно там речки Городянка и Ильинка протекают. Я хочу их запрудить, а на запруды поставить водяные колеса. К водяным колесам приспособить разные механизмы: от жерновов – зерно перетирать, до молота – железо делать.

– Как же это так выйдет? – не понял князь.

– Вода из запруды будет падать на водяные колёса, – увидев непонимание на лице князя, я уточнил: – Ну, вроде тележных колёс, только в несколько раз больше и с лопатками, на которые будет падать вода и их вращать. А это вращение посредством особо сделанных приспособ будет вращать, например, жернов и перемалывать зерно. Такая перемолка выйдет и быстрее и больше ручной. Впрочем, в качестве привода могут служить впряжённые во вращающейся ворот лошади.

Я посмотрел на князя, и тот, вернее, его выражение лица напомнило мне только что виденное у Никифора – одновременно потрясённое и задумчивое. Изяслав Мстиславич живо представлял только что описанный княжичем производственный процесс.

– Да, сыне, – только и смог сказать князь, – у тебя после беспамятства голова и впрямь просветлела. Это ж надо до такого додуматься!

На последние слова отца я лишь смущённо пожал плечами и грустно ответил:

– Каким я был раньше, до болезни, я почти что ничего и не помню, так… лишь смутные обрывки. А о таких водяных колесах мне говорил наш духовник, они есть у византийцев и даже у нас в Смядынском монастыре. Поэтому, с водяным колесом, я колесо заново не изобретал, а просто послушал умного человека!

Изяслав Мстиславич весело хмыкнул и, задумавшись на некоторое время, произнес:

– Так и быть, дозволяю я тебе, коли захочешь, после окончания ледостава перебраться на Ильинский княжий двор. Будешь там по своему усмотрению заведовать, дам тебе и денег на твои запруды и мельницы. – Тут Изяслав Мстиславич что-то вспомнил и непроизвольно стукнул себя кулаком по лбу. – Да… на днях на вече буду говорить о вывозе навоза для твоей пороховой придумки. Поэтому завтрева поезжай с Перемогой на Торг, купишь себе невольников.

Увидев недоуменный взгляд сына, князь с улыбкой пояснил:

– Средь смолян ты таких дурней, как твои новые «пороховые» дворяне, не сыщешь! Мало найдется желающих с навозом смрадным погаными делами маяться, – весело глядя в глаза сыну, с издевкой проговорил князь. Ирония отца меня никак не задевала, ибо я был счастлив, что мои планы наконец-то сдвинулись с мертвой точки и вскоре начнут потихоньку осуществляться. Поэтому я лишь уточнил у отца:

– Мне бы участки под бурты заранее осмотреть…

– В Заднепровье участок выделю около Шклянной горы. Там, кстати, речка Шклянная течет прямо посередь оврага, думается, для твоей запруды хорошее место будет. Земли эти по соседству с Ильинским подворьем, с протекающими там речками Городянкой и Ильинкой – все княжьи земли, так что смело можешь там строиться, возразить ни один пес не посмеет. Ну а по левому берегу, кроме как за Кловским оврагом, ближе места под твои бурты не сыскать. Тут, сам знаешь, вся землица наперечет, да и горожане, если вблизи их домов ты будешь навоз месить, начнут носы воротить. Лучше уж с их чертовым вече не ссориться, а то нашли б…и, с кого пример брать – с новгородских самоуправных торгашей! – Изяслав Мстиславич, возмущенный до глубины души, продолжал свою обличительную речь, прохаживаясь крепким матным словом про собравшийся в вече сиволапый сброд, всячески мешающий ему, великому князю, править в своей отчей земле. На гневные тирады отца мне оставалось лишь понимающе кивать головой. Меж тем попытался вспомнить, как с вечевой, а позднее боярской вольницей боролись московские цари. Ничего кроме опричнины в голову не лезло. Впрочем, как установить в княжестве самодержавную, не ограниченную вечем власть, было и так понятно – необходимо иметь в достаточном количестве внутри города, а не как сейчас снаружи, верные князю войска. Но ни о чем таком говорить не стал, так как безземельных дружинников для усмирения горожан маловато, а к боярам, с их личными дружинами, доверия быть не может – они с вечевыми старейшинами одного поля ягодки. Единственный выход – создание собственных, независимых от мнения веча и местных бояр, войск. Но чтобы новые войска хоть как-то оснастить, необходимо налаживать металлургическое производство. Кроме того, воинов еще надо набрать, обучить и т. д., и т. п. – подумать страшно, сколько на это потребуется сил, средств и времени!

С утра пораньше, в очередной раз отказавшись, к великому неудовольствию Перемоги, от утренней тренировки, мы направились за покупками, прикупить, так сказать, рабов. Размышляя о превратностях судьбы, я с эскортом ехал по мощенным деревом улицам столицы. Из смоленских дворов доносилось умиротворенное похрюкивание свиней, блеяли козы, на не застроенных участках местности паслись коровы с овцами, поедая прошлогоднюю желтую траву. В общем, типичная городская идиллия. Жилых домов в привычном понимании не было, все пряталось за высокими заборами, а обширные подворья знатных горожан более походили своим грозным видом на крепости.

Болезнь покинула город, с каждым днем появлялось все больше приезжих. Теперь улицы наполняли самые разнообразные субъекты – от разномастной детворы до степенных купцов. В среде купцов и бояр особое внимание уделялось бороде и животу, чем они пышнее и больше, тем высокороднее и богаче считался их носитель.

Такие же чудачества наблюдались и среди женской части населения. Но только здесь волосы, наоборот, прятались под платки, да и количество открытых участков тела тоже было сведено к минимуму. Но особенно неприятно меня удивили лица некоторых местных гламурных див, особенно знатных – все белые от муки, а щеки густо накрашены каким-то красным веществом. Первоначально я от таких дам от испуга шарахался, пока не обвыкся. В своих пышных одеяниях, с разукрашенными лицами, они мне казались ожившими гигантскими куклами.

Сердцем города была торговая площадь. Товары русского происхождения были главным образом пищевые, кожаные и незамысловатые кузнечно-ремесленные изделия. Европа была представлена сукном, немецким оружием и всякими бесполезными финтифлюшками вроде французских чулок. Главными же восточными товарами были шелк и персидские ковры. Все происходящее на улицах возрождало в моей памяти российские города начала девяностых годов. Торговали все и всем, начиная от репы и кончая рабами. С удивлением узнал, что нынешние законы не воспрещали отцу продать в рабство своих детей, а муж мог сбыть за звонкую монету супругу. Последнее мне особенно понравилось, жаль, что в мое время не было подобных норм права. Эх… забросило бы сюда каких-нибудь феминисток-скандалисток… Все как обычно: мужчины на рынках группировались в тех рядах, где торговали оружием, конями, инструментами труда, женщины – в привычных для себя «продуктовых отделах», и, конечно, их всегда можно было застать за «святодейством» – изучением «лепного» шмотского ассортимента.