Княжич - Алексей Янов

* * *

(к прочтению необязательное)

Описываемый в романе исторический период из-за недостатка сохранившихся письменных источников крайне туманен. Смоленские летописи, повествующие о XIII веке, попросту до нас не дошли, поэтому историкам приходится черпать информацию из других, иногородних летописных списков, а они дают о Смоленске крайне скудную и зачастую противоречивую информацию. До сих пор даже не понятна и вызывает споры родословная некоторых смоленских князей, как, например, Изяслава Мстиславича – одного из главных действующих лиц в произведении. Что уж в таком случае говорить о боярах и других менее важных лицах – они исторической литературе если и известны, то лишь на уровне мифологизированных слухов, как некто Меркурий Смоленский, противостоящий монгольским отрядам, возвращающимся с Новгородчины. Поэтому все местные, «смоленские» действующие лица в книге, будь то княжич, бояре, дружинники или иные горожане, являются не более чем авторским вымыслом. Но и с реальными персонажами из других княжеств тоже не все чисто с исторической точки зрения, присутствуют в некотором количестве авторские допущения или даже произвол. Но это всё-таки не учебник истории, а жанр попаданческой фантастической альтернативной истории.

Возвращаясь к князю Изяславу Мстиславичу, необходимо, чтобы в дальнейшем не возникло недопонимания, кое-что пояснить. В исторической литературе до сих пор ведётся спор о том, кем он был – князем Смоленским или Новгород-Северским. Разные летописи дают диаметрально противоположные ответы на этот вопрос.

В большинстве исследований он признается сыном Владимира Игоревича, княжившего в Галиче около 1206–1207 годов (Карамзин, 1991. С. 635, примеч. 347; Соловьев, 1993. С. 129–131, 321–322; Андрияшев, 1887. С. 165; Феннел, 1989. С. 113; Dimnik, 1978. Р. 107–170; Dimnik, 1981. Р. 74; Гумилев, 1992. С. 504; Котляр, 1997. С. 101; Майоров, 2001. С. 542, примеч. 83). На отсутствие оснований для такого отождествления указывала другая группа исследователей, для которых более верным представляются прямые указания источников на происхождение Изяслава от Мстислава Романовича (Грушевский, 1900. С. 149; Грушевский, 1991. С. 282, примеч. 2; Пашуто, 1950. С. 214–216). Промежуточное положение занимает гипотеза А. А. Горского о том, что Изяслав был сыном Мстислава Мстиславича Удалого, то есть одним из тех детей Мстислава, которым Даниил в 1231 году передал Торческ (Горский, 1996 (1). С. 14–15).

В Ипатьевской и Новгородской первой летописях отчество Изяслава не указано (ПСРЛ, II, 770–774; НПЛ, 74, 284). Однако в большинстве других сводов он именуется Мстиславичем (ПСРЛ, I, 457, 513; V, 214; VI, 287; Татищев, 1995. С. 229), причем иногда уточняется, что он был сыном Мстислава Романовича Старого, погибшего на Калке (ПСРЛ, VII, 236; Х, 104; XV, 364; XXV, 126). Ориентируясь именно на эти летописные указания, Изяслав Мстиславич в дальнейшем будет указываться со смысловой пометкой «Смоленский», то есть ведущий свою родословную из династии Ростиславичей.

Смоленское княжество. Город Зарой.

Февраль 1233 года[1]

Второе кряду мое пробуждение в XIII веке в эмоциональном плане выдалось куда менее драматичным первое. Я проснулся впотьмах. Скудно рассеиваемый сумеречный зимний свет с трудом пробивался через тусклое слюдяное оконце. И вновь я проснулся в теле тринадцатилетнего подростка, которое неведомо каким образом оказалось занято моим сознанием, переброшенным сюда прямиком из XXI века. Душа мальчика, по всей видимости, покинула свое телесное обиталище. Во всяком случае, в своей новой телесной оболочке присутствие каких-то посторонних сущностей я не чувствовал. Все указывало на то, что этот подросток оказался целиком и полностью, по чьей-то прихоти или волею случая, в полном распоряжении духа пришельца из будущего – или, может, параллельного мира?

Вчера весь день я пребывал просто в шоковом состоянии. Первые несколько секунд, лежа на спине, я бездумно пялился в бревенчатый потолок, все никак не мог понять, где я и что здесь вообще происходит…

– Оклемался княжич! – Первое, что я услышал – это был чей-то невнятный возглас с каким-то странным акцентом, резанувшим мой слух.

Я медленно повернул голову на звук. Перед глазами вдруг все сразу закачалось, словно я оказался на корабле в штормовую погоду. С трудом зафиксировал взгляд на чьем-то усатом лице. Рядом всплыли другие явно встревоженные бородато-усатые, незнакомые физиономии.

– Владимир Изяславич! Наконец-то очухался! – искренне обрадовался первый увиденный мною здесь усач.

– Я Михаил! – ответил я и тут же сам поразился своему непривычно звучащему голосу.

– Истинно так, княжич, то твое крестильное имя! Сейчас твой отец придет, его уже позвали! Вот радость-то у князя будет!

– Кто ты? Какой еще князь? – изумился я, еле-еле раскрывая ссохшийся рот, с трудом шевеля обезвоженным языком.

– Опамятовал! – лицо усача побледнело.

Тут в комнату влетел еще один ряженый мужик, лет пятидесяти.

– Сыне! Очнулся! – радостно взревел вошедший и полез своими руками ко мне, с явным намерением обнять.

– Тихо, княже! – одернул князя усач.

– Что ты, Перемога?! В своем ли ты уме? – голос князя от негодования буквально окутал всех здесь присутствующих леденящим холодом.

– Я-то, Изяслав Мстиславич, слава богу, в своем разумении, да вот беда, сын твой никого не признает! Видать, напрочь обеспамятовал от хвори!

– Сыне, верно ли твой пестун рекёт?

Я молчал, обдумывая ответ. Явно ведь, что угодил я в какую-то чертовщину – уже успел бросить мимолетный взгляд на свои руки, которые оказались вовсе и не моими!

Князь, наверное, прочитал ответ по моему беспомощному взгляду.

– Плевать! Заново всему обучим, главное – жив остался! – с этими словами отец моего нового тела приподнял меня, крепко сжимая в объятиях.

Проснувшись во второй раз все в той же средневековой комнате, я принялся вновь и вновь перекручивать в голове мысли, нагрянувшие воспоминания. Тело затекло, и я постарался тихо потянуться под тёплой медвежьей шкурой. За спиной послышалось чье-то пыхтение, очевидно, в комнате я был не один. Поскрипывая досками, я перевернулся на другой бок.

На соседней лавке сосредоточенно наматывал на свои ноги полотняные, давно не стиранные обмотки мой свитский. Вчера он вроде как назвался странным именем или прозвищем Тырий, я так толком и не понял. Сильно не разлепляя глаз, вгляделся в его сгорбленную фигуру. Выглядел паренёк лет на пятнадцать, то есть на пару лет постарше моего нового телесного обиталища. Он обладал запоминающейся внешностью – рыжий, худой, с веснушчатым лицом. Только я не понял, на черта он здесь спал, вроде бы вчера я засыпал в одиночестве? Надо бы аккуратно, в моём случае немногословно, прояснить этот вопрос. А то, знаете ли, с трудом удаётся понимать местный кривичский диалект старославянского языка. Вдобавок меня так и подмывает сказануть что-нибудь этакое, на современном мне русском, что для слуха местных обитателей звучит как нечто тарабарское и непонятное. Вот и вчера мне приходилось натуральным образом «фильтровать базар», подстраиваясь под местную «мову», запоминая новые слова, фразеологизмы и обороты речи.