Княжич - Алексей Янов

Относительно самого Перемоги Услядовича, своего воспитателя, я особо распространяться не буду. Для княжича он был подобно второму отцу, щедро одаривал его, а с недавних пор меня, всеми своими знаниями и умениями без всякой утайки. Как говорится, с таким человеком готов пойти в разведку!

– Главного воеводу нашего князя, Злыдаря, ты уже знаешь, – просвещал меня Перемога, нашёптывая в ухо.

«Да уж, наслышан!» – подумал про себя. Злыдарь – главный воевода княжеской дружины. Ему было около сорока лет. Это был приземистый коренастый человек с грубыми чертами лица. Его лицо отражало душу – хоть и грубую, но зато храбрую и прямую. Дружинники любили своего предводителя, потому что он был таким же простым рубакой, как и они сами.

Дождавшись от меня согласного кивка головой, Перемога продолжил шептать мне в ухо.

– Видишь вон того воя, со шрамом на ухе и золотой гривной на шее? – я перевёл взгляд на здоровенного бочкообразного мужика лет сорока. – Это Малыть – «правая рука» Злыдаря.

Сотник во многом был под стать своему командиру, но все эти черты в нём присутствовали в ретушированном виде.

– Рядом Анфим… – продолжал меня просвещать Перемога. – Флотоводец, кормчий, участвовал в сражениях на речной воде и в Варяжском море. Неизменный глава судовых ратей, буде такие князем собираются. – Мореман, одним словом, правда, со своей кровавой средневековой спецификой. Рядом с ним всегда тусуются его замы-подельники, отъявленные пираты. Осляд – дружинник «детский» князя, служил в купеческих «детях». И его старший двоюродный брат Вышата – дружинник «детский» князя, служил в купеческих «детях».

Братья, несмотря на свою пиратскую деятельность, показались мне людьми прямыми, без второго дна, но не в меру жестокими. Для них человека убить – что комара прихлопнуть.

Да и остальные десятники и большинство простых дружинников были еще теми отъявленными головорезами. Вообще, внутренние взаимоотношения в дружине имели специфику, более всего свойственную дореволюционным казакам. Взаимоуважение, субординация, готовность погибнуть за други своя, ну и тому подобное… Во взаимоотношениях между дружинниками, несмотря на довольно специфический контингент, не было фальши, жестокости, излишней дедовщины. Царили если не дружба, то приятельство и взаимовыручка. Вот такая получалась большая семья, в которой князь играл роль ее главы и непререкаемого авторитета. Воеводы же воспринимались рядовыми бойцами просто как атаманы и старшие товарищи – на поле боя им беспрекословно подчинялись, а в быту могли и поспорить и малость поругаться, но без фанатизма. Зарплата простого дружинника равнялась трём гривны серебра в год, плюс кормление за счёт князя.

– Боярина Дмитра, приехавшего из Смоленска, ты уже знаешь. Чутка поодаль сидит боярин Воибор Добрынич, видишь, как он шамкает челюстями? У него больше половины зубов выбито.

Дмитр был худее и выше Воибора. Очертания лиц бояр прятались в бородах.

Сидящий рядом боярин Жирослав Олексич выглядел весьма колоритно. Смуглолицый, с немного крючковатым носом, иссиня-черными волосами и бородой.

Рядом с ними восседал заройский наместник князя, именем Онфил – грузный мужчина с одутловатым лицом.

Фёдор – второй сотник, сидел с другого края стола. Ему было тридцать лет, он возглавлял отряд конных стрелков князя, будучи сам отменным лучником и наездником. Малк, десятник, имел весьма зловещую внешность из-за неправильно сросшихся шрамов на лице. Бронислав, десятник, обладатель длинных усов и ежика полностью седых волос на голове, хотя ему еще не было и тридцати лет. Аржанин – десятник. Его имя означало «ржавая солома». Это был крупногабаритный рыжеволосый детина. Правда, левая рука его была малоподвижна из-за разрубленных на ней сухожилий, но эта инвалидность вполне компенсировалась, как говорится, «одной правой».

К рядовым дружинникам я тоже стал присматриваться, их было около сотни. Стараясь при этом выявить наиболее терпеливых, смекалистых, способных в будущем взяться за обучение пехотинцев. На общем фоне выделялся Клоч – рядовой гридень, черноволосый парень лет двадцати с хорошо читаемыми следами интеллекта на лице.

Дело в том, что у меня в голове уже не первый день рождались, перемешиваясь в разнообразных построениях, греческие фаланги, римские легионы, колонны немецких кнехтов, щедро сдобренные английскими лучниками, генуэзскими арбалетчиками и русскими стрельцами. Потому как нынешняя организация войск, их структура и вооружение были никак не способны ни быстро объединить Русь, ни в последующем противостоять монголам. В ближайшее время я подумывал взяться за изготовление немецкого воротного арбалета, прикидывая в уме, а потом и в чертежах, угольком на бересте, его устройство.

В гриднице, помимо всей этой военщины, присутствовали также и высокопоставленные княжьи слуги. Зуболом – придворный палач, оказался тучным человеком с густой бородой, торчащим брюхом и лысой башкой. Свое прозвище он заслужил по праву, так как являлся мастером заплечных дел. С особым усердием пытал и истязал языков, шпионов и всех тех, от кого, по приказу князя, нужно было добыть некие сведения.

Ключник княжеский Ждан – был пожилым, седоволосым мужчиной, почти не имел зубов, отчего речь его была шепелявой и невнятной. Писец княжий Федорко являл собой довольно тучного мужчину, недавно разменявшего полтинник, с подслеповатыми, постоянно прищуренными глазами. Хранитель княжеских печатей, а теперь еще и постельничий Михалко был ровесником Федорки, имел запавшие щёки и частично поседевшие волосы, приобрётшие в результате неопределенный русо-серый цвет.

Не прошло и часа, как изрядно подвыпившая «гопкомпания», под маловразумительное тренькание и пение присутствующих здесь же гусляров, устроила танцы. Дружинники, повыскакивав с лавок, принялись акцентированно ударять ногами об пол, прихлопывать в ладоши, попутно подпевая гуслярам – в общем, все те, кто видел передачу «играй, гармонь», поймут, смогут представить и по достоинству оценить разыгравшееся на моих глазах действо. Визжащие служанки-челядинки, пребывавшие в явном количественном дефиците по сравнению с мужским контингентом, пользовались повышенным спросом последних. Их облапливали, зацеловывали, пытались задирать юбки. Слава богу, до публичного совокупления прямо в пиршественном зале дело пока не доходило. Некоторые разнополые парочки удалялись с пира, под сальные шуточки остальных участников застолья.

Хоть из спиртного я и выпил только один бокал пива, но меня, несмотря на шум и гам вокруг, начало сильно клонить в сон. Заметив мое квёлое состояние, Перемога передал меня «из рук в руки» – под опеку моих дворян, все это время тусующихся в коридоре за дверьми. Дворяне, довольные оказанным им доверием, восприняли поручение Перемоги с энтузиазмом и торжественно сопроводили, а затем, предварительно раздев, спать уложили своего юного шефа.

Опять внезапно наступает утро… Опять меня аккуратно трясут за плечо… Опять, разлепив глаза, я наблюдаю опротивевшие рожи спальников. Прямо день сурка какой-то…

– Подымайсь, Владимир Изяславич! Петухи уже прокричали! – бодрым до изжоги голосом будит меня спальник Веруслав.