Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Юрий Владимирович Костяшов

Общий вывод один: у кого имелась корова — была сносная жизнь. Раиса Кузьминична Ежкова с 1948 года жила на хуторе в восемнадцати километрах от поселка Чистые Пруды: «Купили у соседей корову за четыре тысячи рублей. У нас дети молоко как воду пили. Все четверо на молоке выросли». Постановление Совета Министров РСФСР от 15.07.1948 г.

№ 767 в части ликвидации бескоровности среди переселенцев прошлых лет не выполнено. На 1 сентября 1949 г. 1297 семей переселенцев прошлых лет не имеют коров или телок.

Из приказа по переселенческому управлению РСФСР от 22 октября 1949 года

ГАКО. Ф. 183. Оп. 5. Д. 83. Л. 45

Большие проблемы возникали у переселенцев с кормами. Сенокосных угодий им выделялось недостаточно, а на других землях под страхом уголовной ответственности косить запре­щалось.

Члены сельхозартели им. Мичурина Рузины Агафья и ее дочь Лидия, Балабаев и Мезенцева незаконно косили на колхозных лугах сено для собственного скота.

За грубое нарушение Устава сельхозартели и самоуправство, выразившееся в захвате общественно-колхозных сенокосов, Рузины и Балабаев привлечены к уголовной ответственности.

Ф. Кравцов, районный прокурор

Из заметки в газете «Сталинец» Черняховского района. 1951. 5 июля

Ограничения, касающиеся скота, размеров подсобных участ­ков, существовали по всей стране. Но для жителей Калининград­ской области были и льготы: переселившиеся в сельскую мест­ность освобождались от налога на три года и от обязательных поставок на два года. Чтобы как-то поддержать крестьян весной 1947 года, когда было особенно голодно, колхозникам выдавали единовременное пособие — его называли сталинским пайком.

Обратничество

Трудности работы и обустройства на новой земле оказались по плечу не всем переселенцам. Из села начался отток жителей; люди уходили в город или вообще возвращались на родину. На официальном языке таких называли обратниками. В отдельные годы их число превышало треть всех приезжавших.

Причины такого явления могли быть самыми разными: не все поселившиеся в сельской местности были до этого кресть­янами, труд сельского жителя оказался непосильным. А уез­жать в то время не разрешалось. Ведь полученные ссуды и другие льготы нужно было отрабатывать. Михаил Николаевич Мешалкин в 1947 году принимал в совхозе №143 Красно­знаменского района первые сто семей переселенцев. На воп­рос, много ли было людей с несельскими специальностями, ответил:

— Почти все такие были. Увидели, что здесь все разрушено, испугались. Многие ехали за длинным рублем. Думали, что здесь и работать не придется, кнопку нажмешь — вода потечет. Были и такие, что даже не видели деревни. На другой день стали паспорта просить, а несколько и так сбежало.

Только по анкетным данным в нашу область по переселению для работы в сельском хозяйстве [за 1946 — 1951 годы] прибыло более 7000 семей, имеющих производственные специальности и никогда ранее не работавших в сельском хозяйстве, в том числе: сапожников — 641, электриков — 325, токарей — 230, учителей — 203, поваров — 201, портных — 198, пекарей — 175, работников железнодорожного транспорта — 233, торговых работников — 115, медицинских работников — 73, журналистов и газетных работников — 22, а также парикмахеров, художников, экономистов-плановиков, шахтеров, фотографов, часовых мастеров, музыкантов, артистов и ряд других.

Из отчета переселенческого отдела Калининградской области за 1951 год

ГАКО. Ф. 183. Оп. 5. Д. 136. Л. 38

— Приехали некоторые, получили подъемные и, не спро­сясь, без всякого уезжали. Даже те, кто получил коров-первоте­лок. Ведь и льготы были — налог ряд лет не платили. Ночью собирались и уезжали, — свидетельствует Иван Егорович Ды­нин, бывший секретарь райкома партии в Железнодорожном.

Переселенческий отдел утерял бдительность против воров и мошенников, без всякой проверки наличия прибывших переселенцев и без испытательного срока на колхозной работе оформляет в число плановых переселенцев всякого встречного, случайного человека <..> В связи с чем создалась благоприятная обстановка для жуликов и воров.

Из приказа по Переселенческому управлению РСФСР от 11 августа 1948 года

ГАКО. Ф. 183. Оп. 5. Д. 83. Л. 14

И конечно же, у переселенцев возникала ностальгия по родным местам. У одних она со временем притуплялась, дру­гие не выдерживали и уезжали. «Первое время я все тосковала по России: все здесь было чужое. И дома совсем не похожи на наши, не такие уютные. Кругом леса, зелени много, но — не родина», — вспоминает Анна Александровна Гуляева.

Лидия Васильевна Бе зев а приехала из Владимирской об­ласти по вербовке в сентябре 1947 года, поселилась с родителя­ми на хуторе близ Гумбиннена. А уже в октябре ее так одолела тоска, что решила она возвращаться назад.

— Собрались мы с Лешей Майоровым уезжать в Россию. Пошли пешком в Гусев. На станции народу много, билетов нет, в вагон не войти. Леша полез на крышу и меня тащит, а поезд уже отходит. Я испугалась — залезть не смогла, а он так и уехал. Еле тогда добралась обратно на хутор. Было уже поздно, я ночевала в какой-то будке у казармы. Попутчик мой добрал­ся до России, но вскоре возвратился сюда...

Потребовалось время, чтобы сельские труженики почувство­вали, что у них под ногами своя земля. Калининградская об­ласть становилась родиной для тех, кто рождался в переселен­ческих семьях.

Глава 7. ВОССТАНОВЛЕНИЕ ГОРОДОВ И ПРОМЫШЛЕННОСТИ

Город: разрушения и опасности

В предыдущих главах уже упоминалось о том, какое тягос­тное впечатление производил облик разрушенных войной го­родов и поселков Восточной Пруссии на переселенцев.

Александр Сергеевич Штучный оказался в Калининграде в сентябре 1947 года: