Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Юрий Владимирович Костяшов

— От вокзала до центральной площади не было ни одного целого дома — стояли высокие обгоревшие остовы зданий, иногда две-три стены, а впереди возвышались руины Королевского замка. Впечатление такое, что это — мертвый город: скелеты домов, груды кирпичей и следы пожаров.

Развалки (так переселенцы называли руины) таили в себе немалую опасность для жизни людей. «Страшно было ходить по улицам — в любой момент на голову мог свалиться кир­пич», — говорит Елена Кузьминична Зорина. «Идешь в Кёниг­сберге по улице, а над головой глыбы висят на железке, как на волоске», — подтверждает Нина Андреевна Маркова. «Боль­шинство домов, оставшихся в Немане, — рассказывает Марга­рита Павловна Алексеева, — состояло из одних коробок.

Полдома стоит, а другой половины нет. Это было настолько опасно, что чуть ли не каждый день от завалов кто-нибудь погибал».

Надежда Архиповна Пискотская рассказала о двух тра­гических случаях, которые запомнились многим:

— Однажды женщину убило у кинотеатра «Заря». Это слу­чилось средь бела дня. Женщина шла по улице, неся в руках бидончик молока и авоську с продуктами. Вдруг стена обва­лилась, и эту женщину разрубило упавшей балкой пополам. Было жутко. Потом еще один случай был. Это на улице Кли­нической, напротив областной больницы. Там развалки ру­шили. Военные оцепили весь участок и никого туда не пуска­ли. Чтобы обрушить стену, ее обвивали толстым канатом, цепляли к бульдозеру и тянули. А в то время по этой улице ходили трамваи. Одной вагоновожатой было невмоготу ждать, и она сказала военным, что успеет проскочить. Те ее не пуска­ют, а она им свое твердит. И вот она «проскочила». Первый-то вагон успел, а на второй упала стена, и сорок человек — как не было!

14 ноября 1947 года по Комсомольской улице в доме № 2 произошел обвал стены, в результате которого погибла семья в составе 7 человек.

Обвал произошел в силу воздействия большого количества осадков на ветхие стены здания при отсутствии крыши на последнем.

Из письма прокурора области т. Кабакова председателю горисполкома т. Мурашко от 29 ноября 1947 года

ГАКО. Ф. 231.ОП.6.Д. 2. Л. 10

По данным горжилуправления в 1948 году (через три года после окончания военных действий) в Калининграде еще остава­лось около 500 зданий, грозящих обвалом. Вечером света на улицах не было, мины, неразорвавшиеся снаряды — на каждом шагу. Но существовали и более прозаические опасности: откры­тые люки на дорогах, оголенные под напряжением провода.

На улице Александра Невского колодцы без люков — буквально на каждом шагу. Недавно я тоже оказалась жертвой бездеятельности горкомхоза и была отправлена в больницу. Здесь я узнала, что по той же причине сюда попало еще несколько человек.

Из письма 3. Эпштейн в редакцию газеты «Калининградская правда». 1949. 22 июля

Вспоминая о масштабах работ, которые предстояло выпол­нить жителям Калининградской области, Галина Павловна Романь сказала: «Трудно было даже представить, что все это можно когда-то восстановить».

Раз надо — значит надо!

Критическая обстановка послевоенной разрухи в первую оче­редь требовала расчистки завалов. Этой работой были заняты военные, оставшееся немецкое население, находящиеся в плену солдаты и офицеры германского вермахта. И, конечно же, пересе­ленцы: каждый из них перетаскал своими руками не одну тонну битого кирпича. За учреждениями, учебными заведениями зак­реплялись определенные участки улиц и кварталов. Разумеется, все работы проводились после трудовой смены и в выходные дни. О воскресниках 40-х годов многие до сих пор вспоминают с тепло­той. Вот что рассказал Александр Августович Мелнгалв, в 1947 — 1948 годах учащийся строительного техникума:

— Воскресник — это было событие! С вечера начинали гото­виться. Наш участок находился на Ленинском проспекте рядом с площадью Победы и на улице Александра Невского. Все рабо­тали с большим подъемом. Мы даже сочинили по этому случаю наш курсовой гимн, в котором, помню, были такие строки:

По городу пустим мы первый трамвай, Руины в дворцы превратим мы. Да здравствует Родина, милый наш край, И Сталин, родной и любимый.

— Кстати, нам не разрешали публично петь этот гимн, пока мы не вставили строчку про Сталина.

Разбор завалов был небезопасным занятием. Владимира Петровича Филатова при разборке разрушенного дома в поселке Заливное так ударило балкой, что врачам его еле уда­лось спасти. Алексей Николаевич Соловьев вспомнил такой случай:

— Однажды мы разбирали здание под детский сад для ЦБК-1. Одна девчонка во время работы провалилась в подвал вместе со сводом. Кирпичами ее завалило, забросало. Ну, думаю, зада­вило насмерть! Ничего. Выскочила. Полная такая, а шустрая оказалась. Никто ведь здание не обследовал. Ну послали и по­слали. Но вот надо отдать должное людям: образования у них не было, но работать с ними было легче. Безотказные.

И еще одно страшное испытание. Все годы, пока шла рас­чистка, из-под обломков извлекали останки убитых. «Помню, послали нас на расчистку немецкого пивзавода. Там стены были белым кафелем выложены. Мы этот кафель снимали на отдел­ку операционной в госпитале. Спустились в подвал, а там на койках мертвые немцы лежат. Морг там, что ли, был?» — свиде­тельствует Александра Григорьевна Пермякова. «Я участвова­ла в разборке Центрального гастронома. Он был наполовину обвален, — рассказывает Нина Моисеевна Вавилова. — Мы первый этаж разбирали, мусор выносили, а было его видимо-невидимо. Потом на трупы наткнулись. Много народу побито было. Наверное, бомба упала. Трупы-то уже смердят, так мы платками, кто чем, закутаемся, вилы, лопаты в руки — и на носилках выносили».

Полностью разрушенный войной город пусть медленно, но все же менял свой облик. Вот что запомнилось Антонине Прокопьевне Отставных:

— Разбирали завалы вручную, устраивались воскресники как по расчистке улиц, так и нашего судоремонтного