Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Юрий Владимирович Костяшов

работал, того и выбирали», — вспоминает Екатерина Сергеевна Моргунова из Нестеровского района. Критичнее отзывается о «выборах», которые проводились в поселке Заливное Гурьевского района в 1946 году, Анна Ивановна Трубчанина:

— Около кирхи под дубом поставили стол. Скамеек не было, и все пришедшие на собрание стояли. Пришли все переселенцы — и стар, и млад. Избрали председателя колхоза. За столом сидели какие-то представители из райцентра. На этом же собрании колхозу при­своили имя М.И. Калинина. На другой день после собрания все трудоспособные переселенцы пошли косить сено, заготавливать на зиму, потому что наш колхоз получил откуда-то стадо коров.

Ну, ребята, поставить здесь большевистский колхоз — вот нам экзамен. Выдержим — значит будем счастливыми, сказала я семи комсомольцам.

Из заметки «Счастье золотое» Калининградский комсомолец. 1948. 10 нояб.

Более подробно об организации колхозов рассказывает Анна Филипповна Павликова из поселка Красноярское Озерско­го района.

— Приехали мы — мать, я с сестрой и бабушка старенькая — третьего июня сорок седьмого года, а здесь уже в сорок шес­том году колхоз организовали. Было и много пустого места. Нас высадили из машины и говорят: «Кто желает в какой колхоз? Или в старый, или в новый?». А мы так посмотрели — у нас в старом колхозе квартиры уже никогда нормальной не будет. Решили — будем новый колхоз организовывать. Приеха­ли мы туда, в колхоз этот, вы верите, там в домах ни окон, ни дверей. Первые жители, которые приехали в сорок шестом году, все повыдергивали. Ничегошеньки нет, ветер гоняет — страшно невозможно. Стали организовывать колхоз. Вот, говорят, вам две с половиной сотки целины — вскопаете. А целина — попро­буй-ка ее вскопай, трава одна. Вот мы и копали, а получать — ничего не получали. Верите — ничего, да и нечего было. Те подъемные, что нам дали, и хлебушек — тем мы и жили. Потом к нам пригнали коров — ферму стали организовывать, в дояр­ки люди пошли. Потом свиней привезли, лошадей. Тут нам веселее жить стало. Бригадира выбрали, председателя выбрали такого старенького. Молодые не идут, а говорят: «Дед, а ты, хоть и неграмотный, пойдешь работать председателем». Он и согласился. Ну и что же, что расписываться он не мог, — за него молодые расписывались. Он, наверное, полгода работал. Так-то он хозяйственный, организовывать может, хотя и негра­мотный. Потом избрали другого председателя, партийного, грамотного.

Вопрос об организационных формах сельского производ­ства на новой земле не обсуждался. Само собой подразумева­лось, что здесь должны быть созданы колхозы и совхозы.

В сельхозартели им. Сталина председатель правления т. Абашин и секретарь первичной партийной организации т. Петрашков отобрали участки от звеньев и бригад и распределили их по семьям. Каждой колхозной семье выделили участок размером в два-три гектара и указали срок окончания уборки.

Из заметки «Грубые извращения в организации труда колхозов» Калининградская правда. 1948. 1 авг.

Начальники и подчиненные

— Приехали мы в область в августе сорок шестого, — вспо­минает Иван Семенович Блохин, живущий в Краснознамен­ске. — Вскоре меня избрали председателем колхоза. Работать было трудно: районное и областное начальство недалекое. Ду­маю, это были бывшие генералы, в сельском хозяйстве они ничего не смыслили. В посевную сорок седьмого года посту­пил приказ сверху — сеять. А сеять так рано нельзя было: почва песчаная, дождь, снег — зерно не взойдет. Я отказался сеять, посеял позднее, а осенью сдал два плана. Так за это чуть не взлетел на большой срок. За отказ сеять секретарь райкома внес предложение на пленуме райкома судить меня показатель­ным судом. Я тогда сказал: «Я четыре года смерти в глаза смотрел, как на тебя, гада. Докажи, что я — враг народа, сам на себя надену петлю». Районный суд осудил меня и бригадира на один год принудительных работ в колхозе. С председателя меня снять не смогли. В тот год многих судили. Из четырехсот пред­седателей колхозов сто были осуждены. Правда, потом оказа­лось, что только семь из них были на самом деле ворами. С меня судимость тоже сняли. Судили тех, кто раздавал семен­ную картошку колхозникам, а она вся гнилая была, ее в канаву высыпали. Правление же колхоза решило раздать ее людям. Хозяев в руководстве не было. Проходимцы. Приказ из облас­ти был сеять в снег. Выпал снег — ничего не взошло. А премию получил тот, кто не отказался раньше сеять. Прежде чем на­граждать, на поля надо было посмотреть.

Как видим, вся система руководства сельским хозяйством строилась на жестких приказах, которые рождались где-то дале­ко наверху и, достигая исполнителей, нередко повергали их в смятение. Михаил Николаевич Мешалкин рассказывал, как его, беспартийного, исключали из партии:

— В сорок девятом я заведовал пунктом «Заготзерно» в Крас­нознаменском районе. Случалось, привозили сырое зерно, ко­торое нельзя закладывать на хранение: все равно сгниет. Ну а планы выполнять надо было. Уполномоченные ездили, давили. Я сопротивлялся. Вызвали меня на исполком. Второй секре­тарь райкома требовал принять зерно, я отказался. Тогда они решили исключить меня из партии. И все уже соглашались, но тут один вспомнил, что я непартийный. Позже, правда, разоб­рались. Оказалось, что я правильно сделал. А через два года первого и второго секретарей самих исключили из партии, они «укрупняли» колхозы и проворовались.

Проведенной сплошной проверкой установлено на пунктах и базах «Заготзерно» — зерна сырого 2 299 тонн, или 6,3% к наличию, влажного 12 222 тонны, или 33,3%, зараженного клещом 33 295, или 90,9%, и зараженного долгоносиком 3 472, или 9,1%.

На Черняховском элеваторе и Калининградской реалбазе зерно подвергается систематическому самосогреванию, несмотря на наличие сушилок.

Из протокола заседания исполкома Калининградского областного Совета депутатов трудящихся от 13 января 1949 года

ГАКО. Ф. 297. Оп. 7. Д. 82. Л. 20

«На работу в совхоз было устроиться легко. Также легко и с увольнениями. Но дисциплина трудовая была очень строгой. Если прогулял два дня, то дело оформлялось в народный