Жил отважный генерал - Вячеслав Павлович Белоусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я же говорю, иностранный агент, – съязвил криминалист.
– Да бросьте вы, Владимир Михайлович! – обиделся майор. – Я серьёзно.
– Извиняюсь, вылетело.
– Никто не знает толком, как Мунехин этот в город наш попал. Но определённо хвост за собой он притащил.
– Какой хвост? А сын? Мунехин Донат, кажется? – Ковшов даже привстал с кресла.
– Сын молчит. Хотя ему только и говорить. Его же бандюганы в подвале собора привязали. Мы его там и нашли. Дружок его, сосед Павел Строгин показал.
– Товарищ майор, вы, прямо как сбившийся студент на экзамене, – покачал головой Шаламов укоризненно.
– Очумеешь тут! – Серков помассировал виски, затылок. – Ночь не спал! С Волошиным решали задачки. А с утра новая морока! От одних рассказов Лавра вспухнешь, а тут мальчишка под землёй! Мунехин с малолетним сыном пропал! Вроде все входы и выходы в подземелье мы сейчас перекрыли, но успели ли?
– Вот теперь всё ясно, – подмигнул Шаламов Ковшову и, не останавливаясь, закурил вторую сигарету от бычка первой.
– Прости, Валентин Степанович. – Ковшов не разделил злодейства своего коллеги. – Досталось, конечно, всем. Происшествие исключительное, что говорить. Свалилось, как снег на голову. Мы с Михалычем тоже только что с совещания. Сам Кравцов проводил. Прокурор республики. Натерпелись.
– Кравцов здесь? Вот дела!
– Он на отдыхе. Ради интереса подъехал, а у нас чепе.
– А чего же Марасёв мне ни слова?
– Я же сказал, отдыхает Кравцов.
– Кому отдых, а кому… Вот пригрело, так пригрело!
– Забудь. Чем же тебя дворник заинтересовал? По его душу, говоришь, московские гости?
– Подозреваю. А с Мунехиным Лавр, похоже, по церковным делам сдружился. Тот пел, голос у него. Стал его Лавр с собой в подземелье брать, на поиск тайника с короной. Сам слабеть стал, а вдвоём сподручней. А когда завалило Лавра и Мунехин его спас, отдал тому карту. Без калеки Мунехин уже один пластался под землёй, жену свою увлёк. И ту засыпало. Но уже насмерть. Вот тогда вроде Мунехин, поклялся, что корону больше искать не будет. Проклятье на ней. Ну а тут монах начал Лавра наведывать, отец Ефимий. Лавр ему, как на исповеди, про всё рассказал. Тот в Мунехина вцепился. Старик и отдал карту монаху.
Серков замолчал, задумался.
– Это я от Лавра всё услышал. Мы разработку вели другую. Занимались московскими гостями, которые к нам пожаловали. И вдруг Волошин докладывает, что цепочка замкнулась! Московские-то гости с отцом Ефимием встречаться начали, тут же и Мунехин вертелся около них. Задание сверху было у нас, я бы сказал, общего характера. Иметь чёткое представление о безопасности реликвий церковных, имеющих государственное значение. Хотя, конечно, всё это неопределённое понятие. Оборвалось всё мгновенно – отца Ефимия убили при встрече с московскими гостями. Карту с тайником им похитить не удалось. Или не успели? Потом это нападение на семью Мунехина. В доме следы борьбы и кровь. Старшего сына явно в качестве заложника спрятали в подземелье. Самого Мунехина и младшего сына забрали с собой, надо полагать, заставили его показать тайник с короной? Значит, были уверены, что тот знает, где искать. Вот и весь расклад.
– Я понял, вы меры приняли? – спросил Ковшов.
– Все места, которые мальчишки указали, мною локализованы. Самим в подземелье спускаться смысла нет.
– Подождём, пока не вылезут, – спрыгнул с окна Шаламов. – Потерпим.
Проклятие короны
Ничего не изменилось в подземелье. Лишь злее пищали и наглее подбирались крысы. Мисюрь, не переставая, крестился на коленях, неистово ударяясь лбом в каменный пол. Игнашка сзади прижимался к нему, обняв, и холодными ладошками гладил по лицу.
– Что же мы? Живы ещё? – словно выходя из забытья, обернулся к нему Мунехин. – Сынок! Ты жив?
– Пойдём отсюда, папа, – шепнул ему в ухо Игнашка, голоса на крик ему не хватило от страха.
– Куда же, сынок? Куда? Здесь все обретём. Сказано ведь… Здесь. Все…
Рассудок его, похоже, помутился, он начал разговаривать сам с собой. Забормотал непонятное, упал головой в колени, обхватив руками голову. Напрочь забыл про сына.
– Куда собрались? – блеснул луч фонарика сбоку, и Кирьян, тяжело приподнимаясь, руками полез по стене, пытаясь встать на ноги. Даже очутившись наконец в вертикальном положении, он шатался, и видно было, без опоры ему не обойтись.
Но он сделал шаг вперёд и устоял.
– Меня не забыли? Ну-ка, щенок, иди сюда! – Рожин опёрся на плечо мальчугана и, раскачиваясь, словно учась ходить, двинулся к нише в стене, освещая себе дорогу фонариком.
Порушенное страшилище рассыпалось за решёткой, которую венчало распластанное тело Ядцы, корону он едва отыскал лучом света в дальнем углу.
– Здесь красавица, здесь чудо! – замер, уставился на царскую драгоценность Кирьян и, весь преобразившись, окрепнув и засияв, вцепился в решётку, готовый её разметать.
– Будь проклято это чудо! – выкрикнул Мунехин. – Сколько жизней сгубило.
– А ни одну не жаль.
– Мария моя!..
– Ты же сам её под землю затащил?
– Я сгубил. Каюсь.
– Вот! И царица та! Полячка! С огнём играла! Знала: проиграет и голову долой вместе с короной! Так всю жизнь человек рискует. А иначе зачем жить?
– Жизнь в другом смысл имеет…
– Сопляков этих растить? – Кирьян оттолкнул от себя Игнашку, тот упал, ползком добрался до отца.
– Чем он тебе помешал? – вступился Мунехин. – А приятелей своих не жаль?
– Приятелей? – Кирьян ощерился. – Да это такая мразь, что по ним и мать родная не заплачет. А жён или детей у них не было никогда.
– Вот таких золото и манит к себе.
– Смотрите на него! Бессребреник нашёлся! Сам-то чего в земле рылся? Всю жизнь искал корону эту.
– Нужда заставила. Не о себе думал. О детях.
– Какая нужда? При церкви пристроился. А вас ведь церковь учит, чтоб не зарились на богатство, а? Что молчишь? Язык проглотил?
– За то и наказал Господь. – Мунехин притянул крепче к себе сына, зашептал ему на ухо:
– Ты меня слушай, сынок, пока бандюга этот не очухался. Я знаю, он от короны не отступится. А значит, будет её добывать. Увлечётся он, вот фонарик, ты беги вон той дорогой.
Мунехин указал мальчугану в один из четырёх туннелей.
– Беги и придерживайся всегда левой стороны. Что бы ни встретилось: развилки, повороты, завалы, держись всё время левой стороны.
– Без тебя не пойду.
– Всё время налево. Понял? Иначе заплутаешься, а это смерть.
– Бежим вместе.
– Он пистолет подобрал. Я видел. Начнёт стрелять, убьёт обоих. Беги!
– Я боюсь, папа. А ты?
– Приведёшь людей, спасёшь меня. – Мунехин оторвал сына от себя, поцеловал, косясь на Рожина; тот, уже лёжа на полу, просунул руку в решётку, изо всех сил