И унесет тебя ветер - Жан-Марк Сувира

Мистраль чувствовал, как начинает злиться, но старался держаться спокойно.

— Знаете, у меня для вас сенсационная новость. У нас в бригаде тоже август. У всех август, но это не значит, что все должно стоять на месте. У нас тоже компьютеры перегреваются, а кондиционеров вовсе нет, мои ребята как-то работают при вентиляторах. Думаю, родные убитых будут страшно довольны, когда им скажут, из-за чего тормозится расследование. У вас есть что-то важнее тройного убийства?

— Ну, не сказать, что с вами легко разговаривать! — буркнул начальник лаборатории.

— Я ищу убийцу, а у вас, может быть, улики лежат в анализах мертвым грузом. Конечно, так разговаривать легче.

Мистраль услышал тяжелый вздох на другом конце провода.

— Ладно, короче. Когда они вам нужны?

— Как можно скорей. Скажите, когда сможете.

— О'кей, будут готовы в четверг. Рекламации ваших коллег перешлю вам.

— О чем речь — я объясню им, в чем дело, они поймут!

Они сухо распрощались.

Поль Дальмат сидел у себя в кабинете, как всегда, мрачный и непроницаемый. Перед ним лежали фотографии с места убийства Димитровой. Он читал материалы осмотра места преступления, опроса соседей — все, что подготовили его коллеги. Вставил копию CD в плейер и в который уже раз прослушал запись убийства Димитровой, хотя и так уже выучил ее наизусть. Когда в динамике раздался голос журналистки, он закрыл глаза, чтобы сильнее сосредоточиться на звуках. Он слышал, как говорит убийца, иногда какие-то совершенно неразборчивые слова произносила Димитрова.

В кабинет зашла Ингрид Сент-Роз, и Дальмат выключил плейер. Его застукали, а он не любил оправдываться. Впрочем, с этой девушкой он не чувствовал неловкости, общаться им было легко и довольно приятно.

— Не бери в голову. Тяжело такое слушать, да? А тебя, кажется, не берет. Я думаю, ты сколько раз уже это слушал? Пять? Десять? Пятнадцать? Не, ты меня правда потрясаешь. Зачем слушать звуки агонии столько раз, до тошноты?

Дальмату стало неловко, он слегка покраснел и постарался ответить пободрее:

— Я не так часто это слушал, как ты говоришь. Просто не хочу упустить ни одной зацепки, даже самой крошечной.

— Глубоко копаешь! Вообще сильно для начала, не успел прийти в уголовку. Ну, ты не бойся — с убийцами такого калибра тут не каждый день встречаются.

— Слава Богу! Даже не знаю, выдержу ли я до конца этой истории… Но отступать не намерен, уверяю тебя. Только мне кажется, Мистраль меня взял на мушку и собирается отсюда вышвырнуть.

— Да, слышала… Не очень-то было умно говорить, что ты можешь не справиться.

— Конечно. На самом-то деле я это сказал сам себе.

— Так не разговаривай сам с собой вслух! Держись ровно и всячески показывай, как ты пашешь. Мистраль, все знают, шеф в общем-то клевый, только у него, по-моему, сейчас нехорошее время. Видишь, как плохо он выглядит. Впрочем, позволь мне сказать: ты тоже не сияешь как медный грош, если посмотреть.

— Все сложнее…

— Поль, можно нескромный вопрос?

— А я знаю, что ты хочешь спросить. Слушаю тебя.

— Почему ты ушел из семинарии?

— Я отвечу вопросом на вопрос. Почему вообще человек может не пойти в священники?

Ингрид внимательно посмотрела на Дальмата. Взгляд мрачный, худое, словно топором рубленое лицо, длинные руки вытянуты на столе. С виду никаких эмоций, держит себя ровно. На губах у Ингрид появилась улыбка, в глазах заплясали смешинки.

— Поль! Из-за женщины?

Дальмат чуть-чуть кивнул. Ингрид расхохоталась в голос и захлопала в ладоши:

— Ой, какая романтическая история! А по тебе и не скажешь! Ну… то есть… Я хотела сказать, ты такой скромный, строгий… Я тебя не могу представить влюбленным!

— Видишь, как опасно судить по внешности.

— И что, у тебя есть дети, все такое?

— Нет. Ингрид, я бы очень хотел, чтобы этот разговор остался между нами.

— Конечно, Поль. Но как прикольно узнать, что ты откуда-то вылетел из-за женщины!

— Ладно, пора за работу. Кальдрон показывал запись двух звонков этого типа в пожарную команду родственникам первых двух жертв, Норман и Коломар. Голос никому ни о чем не говорит. Так что, видимо, он не был близко знаком с теми двумя женщинами.

Дальмат показал Ингрид фотографию Жан-Пьера Бриаля.

— Послали родным и знакомым Норман и Коломар этот снимок. Поезжай теперь с Себастьеном, сделай то же с Димитровой и посмотри, вернулся ли сосед — Леонс Лежандр. Когда разговаривали с жильцами, его не было дома.

Тот же день.

После обеда человек вошел в метро на «Сен-Лазар», сделал пересадку на «Реомюр — Севастополь» и вышел на «Сите», не доезжая две остановки до «Одеона». Он надвинул на глаза бежевую бейсболку с большим козырьком и надел солнцезащитные очки. Он знал, что на всех станциях стоят камеры наблюдения, и не рисковал быть заснятым на «Одеоне» — ближайшей станции к улице Королевского Высочества. Он ненавидел метро потому и только потому, что там люди за все хватаются руками. Обычно, если на нем не было перчаток, он старался открывать двери плечом, чтобы не касаться их руками. В вагоне он не мог себя заставить держаться за поручень: всегда прислонялся к двери или к сиденью, а если были места — садился.

О том, чтобы подойти с улицы Дюпиютрана, тоже не могло быть речи. Если Лежандр вернулся — значит, непременно сидит у окошка. От площади Одеона до начала улицы Королевского Высочества человек разглядывал припаркованные автомобили, а иногда пешеходов. Он пытался вычислить, какие в квартале есть полицейские машины под видом обычных: он их хорошо знал. И успокоился, только когда открыл монументальную дверь в нужном доме.

Когда она, хлопнув, закрылась, человек уже был у двери Лежандра, а Леонс подошел к дверному глазку узнать, кто вошел.

Леонса Лежандра дочь привезла домой несколько часов назад, а об убийстве Димитровой он узнал от соседки сверху. Старик расстроился, что не был дома, когда полиция вела здесь расследование. Соседка рассказала («своими глазами видела!»), что они торчали здесь несколько часов и суматоха была будь здоров! Леонса бесило, что он не участвовал в начале следствия, а соседка, понимая это, изображала, будто видела все от начала до конца. «А ведь это я мог стоять в двери и вообще все видеть, — вздыхал про себя Леонс. — И сказать, что два раза видел перед дверью госпожи Димитровой незнакомого человека. Если полиция придет опять, я так и скажу, и тогда соседке, что она там себе ни воображает, крыть будет нечем».

Он стоял у глазка, и тут ему в дверь позвонили. За дверью, опустив голову, стоял человек и что-то держал в руке.

— Кто там?