И унесет тебя ветер - Жан-Марк Сувира

Понедельник, 11 августа 2003 года.

Совсем немного вздремнув, Мистраль въехал во двор дома № 36 по набережной Орфевр около восьми часов. Он был уверен, что серия убийств ограничится тремя, но улик будет найдено немного. Венсан Кальдрон был уже на месте и разговаривал с Полем Дальматом. Тот был бледен, с перекошенным лицом, замкнут, обескуражен так, как не может быть обескуражен смертью полицейский.

— Сначала попьем кофе, потом будем говорить о делах — мысли прояснятся, — предложил Мистраль.

Кальдрон окинул взглядом Мистраля: щеки впалые, под глазами тяжелые мешки. Он чувствовал, что готов взорваться: ему вдруг подумалось, что день выйдет плохой.

— Мне правда очень жаль, что я вчера не мог быть на месте. Венсан мне все рассказал — это до того гнусно, гадко! Даже не знаю, как бы я выдержал. Какие-то совершенно варварские убийства, чудовищные, бесчеловечные… — Дальмат говорил чуть ли не шепотом и выглядел ужасно потрясенным, Мистраль и Кальдрон этого не ожидали.

Измученный Мистраль моментально парировал срывающимся голосом:

— Поль, слушайте меня внимательно! Вы пришли в уголовку чтобы работать с убийствами — так говорил Венсан. Верно?

— Да, но…

— Нет уж, простите, пожалуйста, тут не до «но». Убийцы не бывают приятными и неприятными. Тоже верно, да? Сыщики не выбирают между гнусным и человечным. Убийства все гнусные и все бесчеловечные! Поняли?

— Я все прекрасно понимаю, но эти…

— Что — эти? Нечего тут понимать! Три женщины и какой-то мужик, который истыкал их осколками зеркала, убил и изнасиловал — вот и все! Все очень просто, Поль: либо вы сейчас же присоединяетесь к работе своего отряда, либо через пять минут пишете рапорт и идете туда, откуда пришли! А таких переживаний тут быть не может.

Мистраль бросил чашку наполовину недопитой, повернулся кругом и ушел, не дожидаясь ответа Дальмата или Кальдрона, которого такая реакция не удивила.

В кабинете Мистраль увидел на столе сверток, перевязанный ленточкой. Развязал: внутри оказалась коробка шоколадных конфет. Он улыбнулся и нажал кнопку на телефоне:

— Так вы вернулись! Я забыл, что это сегодня. Можете ко мне зайти?

Через несколько минут секретарша Мистраля вошла в кабинет.

— Спасибо за конфеты, Колетта. Вы знаете, что я сладкоежка!

— Шоколад все любят, к тому же он, говорят, поднимает настроение. Я сама так говорю себе в оправдание, когда на диете, а все-таки не могу от него удержаться. А про вас и не скажешь, что были на юге: очень плохо выглядите. Вам бы отдохнуть.

— Да нет, я в порядке. А как ваш отпуск? Хорошо прошел? С детишками пообщались?

— А… Мы сняли дом на колесах в одном кемпинге рядом с картингом. Прямо не знала, что делать! Весь день шум адский! Правда, ребятам нравилось. Ночью, слава Богу, все-таки можно было поспать. А вы, я видела, взяли эти три жутких убийства бедных женщин!

— Это правда, дела какие-то особенно жуткие. Колетта, я практически закончил аттестацию, подготовил предложения по бюджету… словом, все, что так люблю. Я написал карандашом, теперь нужно все переписать по форме, и я подпишу.

Выходя из кабинета, Колетта столкнулась с первым замом. Бальм в превосходном расположении духа, жизнерадостный, благоухающий лосьоном после бритья, ворвался к Мистралю, по своему обыкновению, как вихрь.

— Что-то у тебя вид не того! Ты как спишь-то, нормально?

— Как младенец. Чему обязан честью появления первого замдиректора в моем кабинете?

— Поговорить об этих трех делах. Пошли куда-нибудь, выпьем кофейку. Здесь он до того скверный — не понимаю даже, как ты можешь его пить.

— Верно, неважный. Привык, чтоб далеко не бегать.

Они выбрали «Золотое солнце» — бар на углу бульвара Дворца Правосудия и набережной Нового Рынка: он был хорош тем, что находился ближе всего к набережной Орфевр.

— Давай присядем, поговорим спокойно. Ты сегодняшние газеты видел?

— Нет, времени еще не было. О наших убийствах уже пишут?

— Пока нет. Все «шапки» на первых полосах о жаре. Журналисты не стесняются. В «Фигаро» заголовок: «Жара убивает Францию», а в «Паризьен»: «Жара становится трагедией». Видишь, какова обстановочка! Я все это к тому, что, если мы сами не сообщим про тройное убийство, ты можешь спокойно работать.

— Это хорошо, только пока что у нас нет ничего. Я тебе передал копию записи убийства Лоры Димитровой. Ты успел послушать?

— И не напоминай — такой кошмар! Если ты этого парня возьмешь, то когда присяжные услышат своими ушами, как убивают, вкатят ему по максимуму. Теперь о другом. Хочется сэкономить на билетах до Лиона в лабораторию НТП. Твой паренек едет туда с записями звонков пожарным и с диктофоном, так пусть захватит и запись того больного, который звонил на ФИП.

— Конечно, о чем речь. Надеюсь, экспертизу там проведут быстро. На Элизабет Марешаль я полагаюсь: она для нас сделает все и даже больше.

Бальм велел бармену принести еще два кофе и круассаны.

— Сегодня рано утром я общался с директрисой. Ты нашу Франсуазу знаешь: даже в Италию на отдых ей надо все время звонить. Я рассказал про тройное убийство. Она мне ответила дословно вот что: «Скажи Людовику, чтобы он эти дела вел лично, иначе мы в них погрязнем». Намек понял?

— Ага, как не понять. Значит, обычно я сижу ноги на стол и газетку почитываю? Сделаю все, что надо.