Песнь одного дня. Петля - Якобина Сигурдардоттир

того, чтобы их присылали к нам, в Исландию, под каким бы предлогом это ни делалось. Если начнется война, она принесет нам только страдания. — Ауса протягивает гостю листок, и он благодарит ее.

Свава так изумлена, что даже не замечает, когда гость прощается с ней.

— У нас в доме, в подвале, живет одна женщина, — говорит Ауса гостю. — У нее есть дочь, эта женщина тоже одинока, как и я. Зайди к ней. Может быть, она согласится подписать хотя бы ради дочери.

* * *

Портниха из подвала долго читает воззвание. Она читает его так медленно, что гость мог бы подумать, что она малограмотна, если бы она не принадлежала к поколению, которое считало своим долгом быть образованным и смотрело на образование как на панацею от всех бед. Дочитав, она вздыхает и возвращает гостю листок. Она такая маленькая, такая испуганная на вид. Ее дочь ушла с подружкой в кино, портниха дома одна.

— У нас в мастерской говорили об этом, — смущенно замечает она.

— Значит, вы его уже подписали? — спрашивает гость улыбаясь, точно не понимает, что на тех, кто ставит свою подпись под воззванием против войны и гонки вооружений, ложится большая ответственность.

— Нет, у нас, вроде, никто не собирался подписывать, — робко отвечает портниха, избегая смотреть на гостя, словно опасается, что он может прибегнуть к насилию.

— Неужели? Ну, а вы? Как вы намерены поступить?

— Я… Я тоже не подпишу, у нас никто не подписал, — говорит она, и ей явно неприятно, что она не может этого сделать.

— Но ведь они не узнают, что вы подписали. Фамилии подписавших не будут опубликованы, и никто из посторонних их не увидит, — пытается ободрить ее гость.

Но портниха качает головой.

— Рано или поздно такие вещи всегда становятся известны. К тому же у нас говорили, что это затея коммунистов, и я не знаю, как к этому отнесется моя дочь. Она гораздо лучше меня разбирается в таких вопросах. Нет, я боюсь вмешиваться в эти вещи… как-нибудь в другой раз. — Она виновато улыбается гостю, и видно, что она действительно не может подписать воззвание.

Гость прячет воззвание, ему стыдно за эту униженную женщину, которая не смеет самостоятельно принять решение. Но когда он выходит на крыльцо и вдыхает свежий воздух, напоенный благоуханием весны и берез, он вспоминает служанку и ту странную влюбленную пару и улыбается над своим неверием в жизнь и в счастье. Может, все-таки правы они? Может, мы будем жить, несмотря на старания поджигателей войны? Гость кивает окну своего друга и выходит на улицу, чистую и свежую после вечернего дождя. По обе стороны улицы стоят благоухающие сады. Дом с облегчением смотрит ему вслед.

* * *

После ухода гостя молодой человек сел. Он больше не похож на счастливого крестьянского сына, завоевавшего принцессу и полкоролевства в придачу. Он трет лоб и ощущает странную пустоту, словно из него что-то вынули навсегда. Откуда взялась эта пустота? И почему именно теперь, когда жизнь наконец-то начала улыбаться ему? Почему он чувствует себя так, словно дряхлый старик одолел его в рукопашной схватке на глазах у всех? Что он такого сделал? Отказался от старых громких фраз. Вступил в определенную партию. В ту, в которую было выгодно. Вот и все. Никто его не принуждал. Он уже давно собирался это сделать. Даже изучал их программу. Когда это вообще не имело никакого отношения к делу.

Программа как программа. Пестрит высокопарным вздором о прекрасных идеалах: свобода, справедливость, права человека, демократия и тому подобное. Он не намерен что-либо делать для этой партии, хотя ему было сказано, что все члены партии должны принимать активное участие в ее работе.

Молодой человек вспоминает разговор с министром. Даже удивительно, как быстро он во всем ориентируется. Да и работу его министр тоже знает. Может, это его родственница рассказала ему, в чем суть дела? Ох уж эта работа! Молодой человек стискивает зубы. А ведь ею следует гордиться, этой чепухой, которую он однажды вечером настрочил без всякой подготовки под горячую руку, когда его собственные идеалы потерпели крах. А может, это были тоже чужие идеалы? Идеалы рассчитаны на глупых, неопытных и односторонних людей, чтобы воодушевлять их, или для того, чтобы помогать более предприимчивым и многосторонним людям добиваться власти и уважения. Так же, как и религия. Самое ужасное, когда провозвестники идеалов сами начинают верить этой чепухе. Когда он писал ту работу, он верил тому, что в ней говорилось. А теперь? Как сказать, все-таки ее оценили по достоинству. Так почему же ему не гордиться ею? По крайней мере эта работа — единственное, что он был способен сделать собственными силами. Подумаешь, прекрасные отметки на экзаменах! Какая от них польза? Теперь человек вынужден плясать, как все, хочешь не хочешь, а не то чего доброго… Он стряхивает с себя оцепенение и встает. Ходит взад и вперед по комнате. Он не позволит распоряжаться собой! Он еще станет выдающимся человеком. Он не позволит кому бы то ни было помыкать собой. Когда он уедет в Америку, вырвется из этого проклятого захолустья, где все знают друг друга, тогда уже никто не сможет им распоряжаться. В свободной демократической стране человеку вовсе не обязательно всю жизнь состоять в одной и той же партии. Ведь в этой партии человек и сам начинает думать теми лозунгами, которые она изготовляет для безмозглых болванов! Дудки! Он им всем покажет, он не позволит командовать собой. Он не дурачок, не деревенщина с комплексом девической стыдливости. Он всех проведет. Он отомстит всем, кто унижал его. Всем, кто содействовал тому, что он оказался вынужденным вступить сегодня в эту партию, в ту, в которую было выгодно. Он рассчитается с теми, по чьей вине ему пришлось прибегнуть к услугам этой старой девы и предстать перед ее родственником с просящей улыбкой бедняка. Неожиданно его взгляд падает на часы, и он вздрагивает, время кого угодно заставляет с собой считаться.

Черт бы их побрал, и бывшего друга, и министра, и эту старую деву, всех, всех! Даже девушку, с которой он должен встретиться через полчаса. Как она унижала его, и не один раз, но она еще поплатится за это. Поплатится за то, что ее предки были важными чиновниками и что она знает их всех наперечет. За то, что ее гордость никогда ничем не будет уязвлена. Что она твердо знает место, отведенное ей в жизни, и идет к нему без колебаний, без унижения. Идет,