Незнакомцы у алтаря - Маргерит Кэй

Возбуждение не до конца отпустило ее. Она прижалась к нему и принялась страстно целовать все его тело. Она наслаждалась дрожью, которая охватывала ее всякий раз, как она к нему прикасалась. Особенное удовольствие она испытывала, когда его волосы щекотали ей чувствительную кожу сосков.

Разгоряченная от возбуждения, она оседлала его, как он до того оседлал ее, и почувствовала, как в нем снова просыпается желание. Решив, что на сей раз она все хочет увидеть своими глазами, она расстегнула резную пряжку его пояса. Килт распахнулся.

Она смотрела, как завороженная, как увеличивается его мужское достоинство, наливается силой, растет, отвердевает у нее на глазах. Ей хотелось его потрогать, но перед ней была совершенно новая территория. Ничего подобного она раньше не испытывала.

Иннес привстал на локтях. Она увидела, как играют его мышцы на груди и на животе, когда он дышит. Он не сводил с нее взгляда. Он ждал ее.

– Скажи, чего ты хочешь, – прошептала она, повторяя его слова. Ей хотелось знать. Она не сомневалась, что их желания совпадут.

– Потрогай меня.

Она потянулась к нему, робко провела пальцем по всей бархатистой длине. Он вздрогнул всем телом. Она снова потянулась к нему и повторила ласку.

Иннес тяжело дышал.

– Еще! – хрипло сказал он.

Теперь она угадывала его желания, но не хотела в том признаться.

– Скажи сам! – попросила она.

Он понимал, что она играет, и она видела, что ему это нравится.

– Погладь его, – велел он.

Она выполнила его просьбу, пробежав пальцами по всей длине.

– Вот так?

– Нет. Ты знаешь, чего я хочу.

Она снова нагнулась вперед, коснувшись грудью его живота. Внутри сладко заныло.

– Тогда скажи сам, – велела она, куснув его за мочку уха. – Скажи точно, чего ты хочешь.

– Эйнзли, возьми его!

Она была потрясена не его просьбой, но тем, как она на нее реагирует. Она выпрямилась и скользнула ниже. Холодок удовольствия пронизал ее. Она сжала в руке его член и провела сверху вниз.

– Так?

Он застонал. Она повторила.

– Иннес, так?

– Да, Эйнзли, о да!

– А может, так? – Она легонько сжала его.

Он выругался.

– Или так? – Она смотрела ему в глаза, лаская его кинжал в бархатистых ножнах. Оба снова воспламенялись. – Ты хочешь так, Иннес? – не сдавалась она.

– Ты колдунья!

– Добрая или злая? – Она сжимала руку то сильнее, то слабее.

Он обхватил ее за талию, приподнял, ловко усадил на себя.

– Ты очень, очень злая колдунья, – шепнул он, привлекая ее к себе, страстно целуя в губы и двигаясь все быстрее.

Сначала она отвечала ему, но затем отпрянула и выгнула спину, чтобы он вошел еще глубже. Они задвигались в бешеном темпе. Наконец оба закричали. Она понимала, что снова взлетает на седьмое небо. Вовремя высвободившись, тяжело дыша, она перевернулась на спину и легла рядом с ним, совершенно измученная, опустошенная. Она чувствовала себя необычайно развратной – и была необычайно довольна.

– Понравился тебе твой дикий горец? – спросил Иннес спустя мгновение.

– Не знала, что леди положено хвалить лэрда.

– Вопреки тому, что ты думала, нам, мужчинам, приятно знать, что мы угодили.

Эйнзли хихикнула:

– Ты и сам прекрасно понимаешь, что ты мне угодил!

– Рад, что ты так считаешь, – Иннес озорно улыбнулся, – потому что я с тобой совершенно согласен. По-моему, все прошло так замечательно, что через некоторое время мы все повторим!

– Извините, что помешала, но я больше не могла ждать, а экономка сказала, что не станет к вам вторгаться, так что…

Иннес, поспешно набросивший на себя килт, шутливо поклонился Фелисити.

– Я вас оставлю.

Порозовев от смущения, Фелисити протянула Эйнзли поднос с завтраком.

– Ничего страшного, я ненадолго ее задержу. Я пришла только поздороваться и попрощаться.

Как только за ним закрылась дверь, Фелисити повернулась к Эйнзли:

– Конечно, я пришла не только для того, чтобы принести тебе завтрак. Хочу убедиться, что после ночи ты невредима. Так?

Эйнзли густо покраснела и кое-как натянула ночную рубашку, потом подняла с пола шерстяную накидку.

– Сама видишь, все хорошо.

Фелисити подбоченилась:

– Ну? Выкладывай! Судя по тому, что ты говорила вчера, я поняла, что вы были вместе первый раз.

– Ты оказалась права. Опять права! Все оказалось и забавно, и доставило удовольствие. А больше я тебе ничего не скажу. – Эйнзли самодовольно улыбнулась. – Там кофе? Хочешь?

– Да, кофе, и нет, не хочу. Ваша суровая экономка еще несколько часов назад накормила завтраком всех, кто оставался в Большом зале. Йоун подтвердил, что ее мать в самом деле считали колдуньей.

– Хочешь сказать, что пробыла там всю ночь?

– Там оставалось много народу. В Строун-Бридж уже много лет не устраивали праздников. Ты знала, что старый лэрд перестал праздновать хогманай[2], канун Нового года, после того, как…

– Старый лэрд! Фелисити Блэр, ты стала выражаться совсем как местная жительница! Кстати, тебе это Йоун рассказал?

К изумлению Эйнзли, Фелисити покраснела.

– Местные жители начали предвкушать праздник за несколько месяцев, – ответила она. – Они уже сейчас гадают, будете ли вы праздновать здесь Новый год.

– Интересно, почему ты не отвечаешь на мой вопрос?

– Потому что сегодня я возвращаюсь в Эдинбург, а моя жизнь и без того сложна, чтобы впутывать в нее фермера, который живет в глуши, – с горечью ответила Фелисити. – Извини, Эйнз. Извини.

– Что такое, Флисс?

Подруга покачала головой и быстро замигала глазами.

– Ничего. Я устала от танцев и, наверное, выпила слишком много виски. Мне надо идти собирать вещи, потому что пароход отходит из Ротсея после обеда; я не могу на него опоздать.

– Но…

– Нет, все в порядке, – перебила ее Фелисити. – Гораздо важнее другое. Я поняла, что тебе здесь хорошо, так что я с чистой совестью тебя оставляю. Кстати, я привезла еще несколько писем для мадам Геры. Они на туалетном столике в моей комнате. А с собой я заберу ответы, которые написала ты. По-моему, колонка мадам Геры стала еще популярнее. Ты ведь не намерена ее бросать?

– Разумеется, нет! – ответила Эйнзли. – С чего бы мне? И потом… ты ведь знаешь, что здесь я только временно. Скоро я вернусь в Эдинбург.