Незнакомцы у алтаря - Маргерит Кэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Друзья, – начал Иннес, – добро пожаловать. Прежде чем мы начнем церемонию, по традиции поднимем тост за ушедших от нас навсегда. – Он поднял бокал, кивнул Эйнзли, чтобы та сделала то же самое, и дождался, пока их примеру последуют остальные.
– Slainte! – сказал он. – Ваше здоровье! За старого лэрда, моего отца. Cha bhithidh a leithid ami riamh. Такого, как он, уже не будет. – Он выпил, с удивлением понимая, что слова не застряли у него в глотке, как он боялся. Может быть, все дело в том, что он сказал правду. Такого, как его отец, в самом деле уже не будет. Он об этом позаботится.
Иннес обвел взглядом гостей.
– Лэрд встретился со своим Создателем. С ним пусть упокоятся все обиды, все долги, все ссоры. Прощание и прощение. Новое начало. Обещаю вам, – произнес он, отклоняясь от сценария, – что не буду выметать грязь из-под одного порога и заметать под другой. Есть одно изменение. Первое, как я надеюсь, из многих. Обряд прощения довольно старый, но сегодня все будет проделано по-новому. Я никого не собираюсь обвинять. Не ограничусь полумерами. Никому не буду мстить. Это я вам обещаю. Итак, начнем!
Он тяжело сел. По спине у него струился пот.
Он никогда не произносил речей. К тому же он несколько изменил слова и все же был доволен, хотя ему и стало слегка не по себе. Он ждал. Как поведут себя гости? В Строун-Бридж люди непроницаемые. Почувствовав легчайшее прикосновение руки, он покосился на Эйнзли.
– Прекрасно! – одними губами произнесла она и улыбнулась ему. Когда она собралась убрать руку, он задержал ее, сплетя их пальцы. Рядом с ней ему было спокойно.
Эйнзли очень волновалась за Иннеса. Вступительная речь далась ему нелегко. Ладонь у него была влажная. Раньше он относился к прощению почти как к шутке, во всяком случае, к событию чисто формальному, но, когда он заговорил, стало ясно, что он не шутит. Эйнзли думала, что для уверенного в себе Иннеса произнести речь – пустяк. Как ни странно, она обрадовалась, поняв, что он волнуется. Она не знала, чего ждать. А вдруг никто не станет просить у него прощения? Ее опасения не оправдались. И она вздохнула с облегчением, когда из-за стола поднялся первый проситель.
Им оказался фермер-арендатор; судя по всему, он жил здесь уже давно.
– Мистер Стюарт с фермы Окенлохан, – представил его Иннес. – Итак, в чем ваша просьба?
Старик, который сначала взволнованно разглядывал свои сапоги, выпрямился и посмотрел Иннесу прямо в глаза.
– Прошу лэрда простить меня дважды за причиненный ему вред, – начал он. – Во-первых, прошу прощения за моего сына, Джона Ангуса Стюарта, который уехал в Канаду, не заплатив аренду за два квартала. И во-вторых, за себя: я не сообщил лэрду, что аренда не была выплачена. – Мистер Стюарт через плечо оглянулся на остальных, а потом снова повернулся к Иннесу: – Правда, прежний владелец повысил арендную плату несоразмерно со стоимостью ферм, что многим из нас показалось несправедливым, но… – Он взмахнул рукой, заглушая согласный гул за столом. – Он действовал в своем праве, а те из нас, кто радовался, что он так и не успел собрать арендную плату, были не правы, в чем им сейчас и следует признаться, – многозначительно закончил он.
Иннес встал и произнес формулу, записанную в «пособии Драммондов»:
– Ангус Стюарт с фермы Окенлохан и Джон Ангус Стюарт, бывший арендатор Окенлохан Бит, ваша просьба удовлетворена и долг прощен.
Мистер Стюарт кивнул, поджав губы. Не успел он вернуться к жене, как на его место вышел другой и тоже признался в невыплаченном долге, а за ним – еще один, и еще. Одни шли нехотя, другие покорно, кое-кто пошел, повинуясь суровому взгляду Стюарта, но вышли все. Долги, от которых отказывался Иннес, составляли приличную сумму. Эйнзли не могла понять, чем руководствовался отец Иннеса. Настоящая загадка. С одной стороны, он поднимает арендную плату, с другой – не собирает ее. Так как Мари заверила ее, что у отца Иннеса с головой все было в порядке, она пришла к единственному выводу: разум у него сильно покоробился. Нет, лучше выразиться по-другому: исказился.
По мере того как Иннес продолжал прощать долги, гости все больше оживлялись. Какая-то женщина призналась, что похоронила в могиле мужа на кладбище в Строун-Бридж его любимого пса.
– Хотя я знаю, что это запрещено, он всегда предпочитал общество пса моему. Вот я и подумала, что они будут счастливы вместе, – объявила она, подбоченившись.
Ее признание встретили взрывами смеха. После того как Иннес торжественно обещал, что бренные останки хозяина и его верного пса не разделят, он получил в награду звонкий поцелуй.
Виски, вино и местный крепкий эль лились рекой. Иннес уже собирался закончить церемонию, когда из-за стола вдруг встал суровый и молчаливый брат Мари, отец Флоры, хорошенькой девушки, которая исполняла роль одной из двух сопровождающих Иннеса.
– Доналд Макинтош с фермы Хай-Строун. – Эйнзли решила, что он тоже заговорит о невыплаченной аренде, и ненадолго отвлеклась. Скоро начнется пир. Огромное количество спиртного нуждается в хорошей закуске. Она старалась поймать взгляд Мари и удивилась, заметив, как застыла экономка, не сводившая взгляда с брата.
– Ваш отец много лет подряд несправедливо обходился с моей сестрой, – сказал Доналд Макинтош.
– Доддс! – воскликнула Мари, но брат ее как будто не слышал.
– Лэрд лишил мою сестру невинности. Она уже не могла выйти ни за кого другого. Он опозорил мою сестру. Он опозорил мою семью!
– Доддс! – Мари схватила брата за руку. – Я любила его, как ты не понимаешь? И ничего он меня не лишал!
– Какая уж тут любовь? Этот хладнокровный, упрямый старый ублюдок не любил тебя. Ты согревала ему постель, но оказалась недостойна носить его фамилию. Ты была его шлюхой, Мари.
Шлюхой? Эйнзли не верила собственным ушам.
Мари побледнела и, пошатнувшись, отступила от брата на шаг.
– Верно, он не любил меня, зато я любила его! И мне все равно, если я считаюсь его шлюхой, а вот тебе должно быть стыдно, что ты позоришь меня при его сыне! Сегодня у нас праздник.
– Ну да, обряд прощения, – кивнул Доналд Макинтош, поворачиваясь к Иннесу. – Прошу прощения за то, что проклял вашу семью!
Эйнзли ахнула – как и почти все присутствующие. Правда, Фелисити, судя по всему, ничего не понимала. Покосившись на Иннеса, Эйнзли отметила, что лицо у него непроницаемое.
– Какое именно проклятие вы наслали на нашу семью? – осведомился он.
– Я пожелал, чтобы ваш род прекратился, – ответил Доналд, хотя смотрел не на Иннеса, а на свою сестру. – Слова проклятия я знаю от матери, хотя она взяла с меня слово, что я не буду его применять.
– Нет. Мама ни за что не открыла бы тебе такое проклятие, Доддс Макинтош! Ни одна достойная колдунья не доверится мужчине!
– Ты ошибаешься, Мари. Как и я, она стыдилась того, что он опозорил нашу семью.