Fila vitae. Нити жизни - Наталья Николаевна Тимошенко

Амалия Горовая, двадцати шести лет, родом из небольшой деревни под Выборгом, третий ребенок в семье. С детства занималась спортом, увлекалась иностранными языками, в семнадцать уехала поступать в Санкт-Петербург, но проучилась всего три курса, после чего была отчислена за непосещаемость. Из неофициальных источников Павлов узнал, что к тому времени Амалия уже работала стриптизершей, зарабатывала хорошо, и учиться у нее не было никакого стимула. Родители, кстати, были уверены, что дочь диплом получила и нашла хорошую работу, поскольку она оказалась единственной из детей Горовых, кто регулярно помогал родителям материально.

Тем не менее на собственную квартиру Амалия пока не заработала. Снимала небольшую, но уютную однушку недалеко от станции метро Удельная. Чтобы вывести свой заработок на качественно новый уровень, нужно было перед мужчинами не только раздеваться, но и позволять им нечто большее, а Амалия наотрез отказывалась.

Соседи отзывались о ней хорошо, никто даже не подозревал, чем она зарабатывает на жизнь, а то, может, еще и дверь подожгли бы: квартира Амалии находилась в старом доме, где жильцы имели весьма консервативные взгляды.

Выяснил Олег и адрес недорогого частного медицинского центра, где проходили медосмотр все стриптизерши клуба, в котором работала Амалия. Доступа к медицинской документации ему пока не предоставили, но по телефону врач заверил, что она была полностью здорова. И вот теперь перед Олегом встал вопрос: каким образом убийца мог иметь доступ к медкартам всех трех женщин? Если предположить, что один человек работал в двух настолько разных местах, еще как-то можно, то в трех?.. Да просто времени в сутках не хватило бы! Убийц несколько? Тогда логично было бы подозревать все-таки Белогородцева. Может, убивал не сам, но был координационным центром?

Поскольку Олег ждал еще некоторую информацию, после которой ему, возможно, снова придется куда-то бежать, домой он не поехал. Остался на работе и думал немного прикорнуть, но сначала ему не дала это сделать Лера, а потом и вовсе начальство. То позвонило, думая, что Олег дома, и очень обрадовалось, выяснив, что он на работе. Оказалось, начальство тоже приперлось на работу в субботу и жаждало поговорить. Третий труп все-таки заставил всех поверить в то, что в городе появился маньяк.

Около двух часов Олег делился с начальством своими наработками. Честно делился, хоть и полагал, что за многое его по голове не погладят. Рассказал, что связь между женщинами пока не прослеживается, хотя у всех троих есть странная родинка в одном и том же месте. Но если Коростаеву и Антонову уже похоронили, то у Горовой еще возьмут ткань на анализ, может, это и не родинка вовсе. У каждой женщины (по крайней мере, у первых двух) были неприятели, но не такие, чтобы пойти на убийство. Да еще столь изощренным способом.

Начальству способ не нравился. И не нравилось то, что Олег до сих пор не придумал, что это вообще за способ такой. Олег молча проглотил комментарий о том, что вообще-то он мог в принципе ничего не знать о жертвах, поскольку дела до сих не объединены и работа по ним ведется спустя рукава. Начальству такое говорить нельзя, вот он и не говорил. Рассказал про родинки, про гул, свет и отвратительный запах, сопровождавший каждую смерть, но теории про кротовые норы и временные петли оставил при себе.

Умолчал и о том, что в данный момент судмедэксперт находится в тылу, можно сказать, подозреваемого. Потому что начальству подозреваемый таким не показался. Одна статья об ЭКО, которое только собиралась делать первая из трех жертв, не выглядела достаточным основанием для подозрений. И в глубине души Олег был согласен с начальством, но вот знаменитое сыщицкое чутье не давало ему признать собственную ошибку. Он был уверен, что Белогородцев или его Община со смертями как-то связаны, хоть и не мог найти внятных доказательств этому.

С работы Олег вышел, когда на город уже опустилась темнота. Снова начал накрапывать мелкий дождь, а в желудке недовольно заурчало, напоминая, что в нем с самого утра был только беляш сомнительного качества и десяток сигарет. Олег огляделся по сторонам, думая, куда бы зайти на ужин, поскольку точно помнил, что дома нет ничего. Выбор его пал на небольшую забегаловку под названием «Белая ночь». Почему в единственном числе, Олег не знал, но зашел. Внутри оказалось почти прилично. Не ресторан, конечно, но есть надежда, что не отравят.

Олег пристроился в углу и набросился на гуляш, который ему принесли подозрительно быстро, как вдруг возле его стола остановился посетитель. Олег медленно и недовольно поднял голову, разглядывая настырного незнакомца. Это был высокий, мощный блондин лет сорока или около того. Если Олег что-то понимал в мужчинах, то того определенно можно было назвать красавчиком. А дорогое пальто и начищенные ботинки придавали ему еще и флер уверенности в себе и достатка. Все это Олег оценивал не с точки зрения привлекательности, мужчины его никогда не интересовали, упаси Господь, а с точки зрения того, каким образом этот франт мог оказаться в подобном заведении. Даже Олег сюда не сунулся бы, если бы не был так голоден. А франт тем временем белозубо улыбнулся и спросил:

– Павлов Олег Дмитриевич?

– Он самый, – хмуро кивнул Олег, вдруг понимая, что пахнет неприятностями.

– А я Сидоров Иван Петрович. Институт исследования необъяснимого.

Глава 8

Вместо человека в открытую дверь влетела большая черная птица. Лера испуганно охнула и отступила назад. Ворона навернула круг по кухне, а затем, ловко сложив крылья, нырнула к плите и секунду спустя взмыла вверх, держа в мощном клюве куриную голень. С голени вниз капал бульон, в котором она еще недавно варилась, горячий, обжигающий, но птицу это не смущало. Она рванула было к окну, но, сообразив, что то закрыто, принялась бестолково кружить по кухне, почему-то игнорируя дверь, через которую влетела.

Лера стояла у стены, пытаясь привести в норму дыхание и сообразить, что делать, как вдруг на кухню ворвалась Клавдия. Увидев ворону с добычей и перепуганную Леру, она закричала:

– Ну, чего ты встала как статуя! Лови дрянь!

Лера не сразу поняла, что статуей обозвали ее, а дрянью – ворону. Но даже когда поняла, все равно с места сдвинуться не смогла.