Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке - Макс Ронге

Ко всему этому первые результаты радиоперехвата вызвали большое сомнение, и у командования начало складываться мнение, что русские специально передают по радио заведомо ложные приказы, чтобы ввести нас в заблуждение. Только после того, как все убедились в том, что противник им следует, доверие к радиоразведке было восстановлено.

Между тем 10 сентября во время сражения под Лембергом создалось такое критическое положение, при котором какая-либо малозначащая случайность могла спровоцировать принятие решения и порушить упорное стремление командования добиться победы. Ситуация сложилась следующим образом: русским так и не удалось разбить северное крыло австро-венгерской армии, а ее южное крыло хотя и медленно, но неуклонно продвигалось к Лембергу. В лице же генерала от инфантерии Франца Конрада фон Хетцендорфа мы имели начальника Генерального штаба, отличавшегося таким упорством в достижении своих намерений, что это находилось на грани человеческих возможностей.

В этот момент мы получили от своих агентов донесение о входе больших войсковых колонн русских в образовавшуюся широкую брешь на стыке наших 1-й и 4-й армий. Такое посчитали преувеличением, но к вечеру неопровержимые данные радиоразведки не оставили сомнений в том, что речь идет о 5-м и 17-м корпусах разбитой под Комарово и вновь развернувшейся 5-й русской армии, наносящей остальными двумя корпусами удар во фланг австро-венгерской 1-й армии. Так как резервов для ликвидации угрозы, возникшей в тылу нашего фронта, у нас не было, то 11 сентября командованию пришлось принять решение об отступлении.

К этому времени разведывательному управлению удалось установить состав и расположение двенадцати корпусов четырех армий противника, находившихся перед нашим фронтом, а также девяти резервных дивизий, которые реально принимали участие в боевых действиях. А вот трех дивизий, наличие которых мы предполагали, на самом деле не было.

О том, насколько сложно это было сделать, говорят постоянные сомнения в правильности определения наименований русских частей, хотя четкое соответствие нумерации их полков принадлежности к той или иной дивизии такую задачу заметно облегчало. Смущал нас и тот факт, что генерал Эверт[136], взявший на себя 26 августа командование 4-й армией вместо барона Зальца[137], потерпевшего поражение при Краснике, возник в телеграммах только в конце сентября, и то как начальник Краснинского гарнизона. Поэтому мы долго ломали голову над тем, чем он в действительности командовал. Мы не знали, что уже в начале сентября 4-я армия, получив подкрепление, была разделена, и ее западное крыло образовало 9-ю армию, которая по первоначальному плану должна была наступать на немецкие войска совместно с новой 10-й варшавской армией.

Мы по-прежнему считали, что 7-я армия под командованием генерала Никитина[138] располагается между реками Днестр и Буг, тогда как на самом деле там находилась пехотная бригада, которая после подхода двух казачьих дивизий и запасной дивизии превратилась в так называемый Днестровский отряд. Однако при помощи радиоразведки вскоре нам удалось прояснить и эту ситуацию.

В связи с этим становится обидно, что позднее стали все громче раздаваться голоса о том, что во время первоначального этапа войны наш разведывательный аппарат оказался несостоятельным. На это мы вправе возразить, что и русские в это наиболее тяжелое для разведки время успели не больше нашего. И это притом, что русская разведка еще до войны имела в своем распоряжении достаточно богатые средства и многочисленный персонал, опираясь в своей деятельности на мощную поддержку органов представительской власти и находя на нашей территории большое число помощников среди русофильских слоев населения. К тому же ей содействовала нейтральная, но склонявшаяся на сторону России Румыния, что позволяло русским осуществлять разведывательную деятельность с фланга.

В частности, уже упоминавшийся ранее Я.К. Цихович в составленной им первой части «Стратегического очерка войны 1914–1918 годов» отмечает, что в русской Ставке Верховного главнокомандующего еще 24 августа считали возможным выход наших войск на линию Краков — Перемышль. Там же говорится, что в Ставке жаловались на недостаток в сведениях, поступавших из районов этих городов и с левого побережья Вислы.

Также упоминавшийся ранее генерал Ю.Н. Данилов в седьмой статье своего труда «Россия в мировой войне, 1914–1915 гг.» тоже подтверждает, что о положении в Восточной Галиции русские ничего не знали вплоть до боев 26 августа.

А вот наша разведслужба с самого начала военной кампании давала командованию сведения весьма близкие к истине. Однако мы не всегда могли доказать их достоверность, а следовательно, с успехом бороться с господствовавшим у командования недоверием к нашей информации, особенно тогда, когда она плохо вписывалась в выдвигаемую Генеральным штабом концепцию, и нам приходилось убеждать его в том, что факты, положенные в основу решения, ошибочны.

12 сентября 1914 года Верховное командование передислоцировалось в Новы-Сонч. В этом польском городе, забитом военным транспортом и находившемся в окружении рутенских[139] деревень, организовать защиту от шпионажа было гораздо сложнее, чем в Перемышле. Поэтому мы с благодарностью отнеслись к тому, что управление полиции Лемберга предоставило в наше распоряжение хорошо знающего положение дел в Галиции комиссара Карла Шварца.

Подполковник Земанек и обер-лейтенант фон Мархезетти полностью посвятили себя развитию ставшей столь важным источником информации радиоразведки и изучению русских методов шифрования, а гауптман Покорный с этой целью был прикомандирован к радиостанции 4-й армии. Радиостанция Верховного командования тоже постоянно находилась в нашем распоряжении.