Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке - Макс Ронге

Осторожные люди двинулись вслед за отступавшими русскими. Среди них был и русофил Геровский, который сразу предложил свои услуги русскому коменданту в городе Черновцы штабс-капитану Кириленко и оказался виновным в аресте и отправке в Сибирь бургомистра, а также еще четырех уважаемых людей. Поэтому нашим органам контрразведки доставило вполне понятное удовлетворение, когда в городе Санок удалось схватить погубившего многих наших агентов доносчика, которым оказался австро-венгерский канцелярский чиновник Свобода, на совести которого была смерть и нашего сотрудника Рубиша. Предателя приговорили к смертной казни.

Приходилось внимательно следить и за русофильски настроенными поляками. Были и такие, которые после успехов русских войск в Галиции подняли голову так высоко, что и польское население становилось ненадежным. Поэтому бригадир польских легионов Пилсудский для противодействия русофильским настроениям среди своих земляков послал даже в Варшаву несколько эмиссаров. Так что дело с нашумевшим польским повстанческим движением в действительности выглядело совсем иначе, чем его представляют.

В своей книге «Мои первые битвы» маршал Пилсудский прямо признает, что его надежды на восстановление в русской Польше польского духа наткнулись на серьезное противодействие со стороны проживавших там соплеменников, и этим планам, к сожалению, сбыться не удалось. Эта враждебность товарищей по крови, угрожавшая делу его жизни, мешала ему не позволять австро-венгерским офицерам пренебрежительно отзываться о поляках, проживавших в Галиции.

Отсюда возникает вопрос: если настроения поляков из «королевства», точнее, из русской Польши, были идентичны с мнением жителей Галиции, тогда кого можно было отнести к «идеальным полякам» за пределами бригады легионеров Пилсудского?

Разве не австро-венгерские и не немецкие войска освободили Польшу от русского владычества? Возможно, вызванное именно этим обстоятельством вполне понятное раздражение и заставило Пилсудского позабыть о чувствах рыцарской благодарности и не вспоминать с признательностью то, что именно старая Австрия столь долго предоставляла ему убежище. А ведь австро-венгерский Генеральный штаб мог в любое время прекратить его пребывание в Австрии. Но он этого не сделал. Наоборот, именно ему Пилсудский обязан своими первыми успехами в годы мировой войны, а следовательно, и своей популярностью. А ведь мы всегда ценили рыцарские качества поляков и были благодарны Собескому[148] за его свершения.

Конечно, в известной степени обижаться на польских «патриотов», возлагавших свои надежды на московитов, нельзя. Ведь именно в Варшаве у поляков сложилось мнение о неслыханном военном превосходстве русских, что подавляло всякие надежды на победу стран Центральной Европы. К тому же наша радиоразведка действительно выявляла все новые и новые дивизии противника.

В конечном итоге нам удалось установить, что пятидесяти двум австро-венгерским и немецким дивизиям противостояло от восьмидесяти пяти до девяноста пяти русских дивизий. Таким образом, русские почти вдвое превосходили силы союзников. Это обстоятельство заставило генерал-полковника фон Гинденбурга с целью создания новых благоприятных условий для последующего перехода в наступление решиться на отступление в Силезию. А это, в свою очередь, привело к отходу и наших армий.

В те напряженные дни конца октября я на машине отправился в Черновцы. От города Мукачево, где прошла моя встреча с руководителем главного разведывательного пункта обер-лейтенантом Йоганом Фельклем, мы ехали под проливным дождем вперемешку со снегом по горной дороге по следам армейской группы генерала от кавалерии барона фон Пфланцер-Балтина. Эта группа с Карпатского фронта через Ужоцкий перевал победоносно пересекла румынскую границу, а руководителем ее разведывательного пункта был возвратившийся из Албании подполковник фон Шпайтс.

Через несколько дней практически безостановочной езды лейтенант доктор Бенедикт доставил меня в Черновцы, где командир национальной гвардии полковник Фишер очень сильно помог мне в решении стоявших передо мной задач, предоставив в мое распоряжение фотографии опустошенных городов и описания зверств, совершенных русскими в областях, где проживали румыны. Ведь путем опубликования этого богатого примерами материала через наше представительство в Румынии можно было серьезно подорвать позиции тех кругов, которые стремились присоединиться к нашим противникам. И надо сказать, что позднее я обнаружил эти фотографии на страницах многих зарубежных изданий. По сути это явилось нашим первым ответным шагом по противодействию той пропаганде, которую противники Австро-Венгрии в большом объеме уже вели с первых дней войны.

В то время в Буковине тоже были отмечены многочисленные случаи предательства. Поэтому краевому президенту графу Мерану и полковнику Фишеру пришлось решительно вмешаться, чтобы не дать распространиться мнению о том, что Черновцы при столь изменчивом положении дел на фронте неизбежно вновь окажутся под русскими, которые в этом случае выместят свою злость на лояльных Австро-Венгрии жителях, а именно на немцах и евреях. Чтобы не будоражить общественное мнение, карательные меры применялись только в исключительных случаях, таких как разбой, кража, диверсия или государственная измена. Тем не менее после первого отвоевания этих земель число арестованных достигло 250 человек, а вот количество оправданных с начала войны составило 42.

В связи с этим с большим огорчением следует заметить, что глава буковинского земельного правительства, депутат рейхсрата барон доктор Александр Хормучаки в то время, когда Буковина находилась в крайне бедственном положении, предоставил ее самой себе и под предлогом болезни поспешил отбыть в Вену. Следует сказать и о том, что епископ де Репта, повинуясь распоряжению русского губернатора Евреинова[149], отслужил молебен за царя, его семью и «прославленную русскую армию».

Когда я вернулся в Новы-Сонч, так называемая «перегруппировка» войск в Польше шла полным ходом, а северное крыло наших армий у реки Сан вело бои, стараясь сдержать напор русских войск. Нашей службе радиоразведки только и оставалось, что наблюдать за их ежедневным продвижением.

В эти мрачные дни небольшую радость принесло нам 7 ноября. В тот день русские изготовились нанести мощный удар по северному флангу, отходившему от реки Нида в сторону Кракова, а именно по сильно измотанной 1-й армии. Но еще накануне мы предупредили командующего генерала от кавалерии Данкля[150] о грозящей опасности, благодаря чему широко подготовленное нападение ничего русским не дало, вылившись, по сути, в незначительные арьергардные бои. При этом было довольно забавно наблюдать, как третий кавказский корпус 4-й русской армии и наступавшие южнее два соседних корпуса 9-й русской армии столкнулись друг с другом. Это привело к ужасной неразберихе возле города Дзялошице, и оба командующих армиями, к нашему вящему удовольствию, принялись яростно бомбардировать друг друга шифрограммами.