Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке - Макс Ронге

Мы с нетерпением ожидали результатов разведки, начатой 14 августа летчиками и продолженной перешедшими на следующий день границу кавалерийскими дивизиями. Ведь данные о численности и развертывании русских войск, предоставленные нами командованию, в мирное время носили по большей части расчетный характер. Времена, когда мы получали сведения об организации русской армии по штатам военного времени и планы ее развертывания, так сказать, с царского письменного стола, к сожалению, давно прошли — давали себя знать годы пренебрежения разведкой. Даже с наступлением кризисного времени, когда началось ее дополнительное развертывание, разведорганы постоянно испытывали нехватку средств.

Тем не менее нам все же удалось собрать достаточно ценные сведения. Еще в начале 1913 года мы раздобыли очень важную секретную информацию о развертывании в случае начала войны тридцати одной резервной дивизии, к которым дополнительно должны были быть присоединены еще три дивизии из состава сибирского корпуса.

Мы предполагали, что Россия в состоянии направить против Галиции шестьдесят пехотных дивизий, из которых тридцать пять могли закончить развертывание уже 19 августа. В то же время, учитывая приобретенный русскими опыт в ходе проводившихся в течение ряда лет пробных мобилизаций и принимая во внимание возможность отмены демобилизации выслуживших свой срок солдат, а также наличие постоянно расширявшейся железнодорожной сети, можно было ожидать сокращение этих сроков на два и даже три дня. Прибытие же в полном составе на фронт остальных двадцати пяти дивизий следовало ожидать уже к концу августа.

После войны часто утверждалось, что русские перебросили в европейскую часть России войска из Сибири еще весной 1914 года, а мы об этом ничего не знали. Не исключено, что подобное основано на донесении полковника Помянковского из Константинополя от 4 апреля, сообщавшего, что турецкий Генеральный штаб получил сведения о перемещении войск с Кавказа на запад. Однако, принимая во внимание тот факт, что тогда турецкую разведку возглавлял немецкий подполковник фон Товне, трудно поверить, что он не перепроверил столь важное донесение, а в случае его подтверждения не сообщил об этом германской разведке. Но если бы немцы такое донесение получили, то они немедленно поставили бы об этом нас в известность.

Еще меньше верится в то, что в европейскую часть России были переброшены войска из Сибири. В частности, полковник Добровольский, бывший в начале войны начальником русского мобилизационного отдела, в своей статье «Мобилизация русской армии в 1914 году» прямо говорит, что 1-й и 2-й сибирские корпуса получили пополнение из европейских Пермской и Вятской губерний. Призыв же в армию в этих губерниях был специально отложен на две недели для того, чтобы призывникам не пришлось дожидаться своих частей и они могли влиться в них сразу при проезде корпусов через эти местности.

1, 2 и 3-й сибирские корпуса действительно прибыли на театр военных действий только в середине сентября, но еще 9 августа мы получили из Кракова важное агентурное сообщение о том, что эти три корпуса русское командование планирует направить против Австро-Венгрии.

Как показало сравнение наших предположений с фактической картиной сосредоточения русских войск, наши расчеты в основном оказались правильными. Мы ошиблись только относительно месторасположения группы войск между реками Днестр и Прут. В действительности вначале там находилась лишь пехотная бригада соседней 8-й армии. 7-ю же армию во главе с генералом Никитиным русские попридержали на берегах Черного моря возле Одессы для возможных действий против Румынии, но вскоре, полностью успокоившись в отношении румын, перебросили 8-й корпус к 8-й армии.

К сожалению, мы не придали большого значения полученному 15 августа из генерального консульства в Яссах[129] извещению о сосредоточении трех русских армий в количестве двенадцати корпусов в Подолии, одна из которых обозначалась как второй эшелон. По свидетельству Я.К. Циховича[130] в труде «Битва в Галиции», русские сразу же двинули против нашей северной армии в обход Восточной Галиции пятнадцать корпусов и тринадцать кавалерийских дивизий. В них в общей сложности насчитывалось 734 батальона, 603 эскадрона и 2666 орудий, тогда как им противостояло 780 батальонов, из них 143 батальона ландштурма и 106 маршевых батальонов с недостаточным боевым снаряжением и менее боеспособных, 366 эскадронов и 2148 орудий. Таким образом, русские имели перевес в коннице на две пятых, а в артиллерии более чем на одну пятую. При этом они имели лучшие орудия, а запас снарядов был в три раза больше.

Наши расчеты показывали, что в дальнейшем русские войска приобретут еще больший перевес, если до конца августа не помешать их дальнейшему развертыванию. Поэтому австро-венгерское командование и стремилось незамедлительно организовать наступление, не дожидаясь окончательного развертывания имевшихся трех армий и прибытия значительной части 2-й армии с сербского фронта.

При принятии дальнейших решений существенную роль сыграли полученные нами сведения о разделении русских армий в предполагаемом районе их развертывания. Конечно, в правильности наших предположений существовали определенные сомнения. К тому же в самый последний момент противник мог внести в свои планы и существенные изменения. Поэтому в столь ответственный момент приобретала первостепенную важность перепроверка добываемых разведсведений, а также получение максимального числа донесений о расположении и составе неприятельских сил.

Правда, выполняя имевшуюся инструкцию, при введении режима усиленной разведки мы несколько поторопились с отправкой в Россию агентов и некоторых офицеров-рекогносцировщиков. Однако будущее показало, что ошибки в этом не было — после мобилизации все границы, даже со Швецией и Румынией, оказались настолько плотно перекрытыми, что агенты, пытавшиеся попасть в Россию этим путем, преодолеть кордоны не смогли. К тому же часть из них, уже пребывавших в России, была интернирована, а некоторые, в том числе и два офицера Генерального штаба, находившиеся на курсах изучения русского языка, объявлены военнопленными. С положением интернированных лиц на протяжении нескольких месяцев вынуждены были мириться даже многие служащие наших консульств.

Агентам же, оставшимся на свободе, для отправки своих донесений пришлось пользоваться условными адресами в нейтральных странах. В результате даже телеграммы шли до нас столь долго, порой несколько недель, что содержавшаяся в них информация теряла свою ценность — зачастую мы получали сведения о событиях, которые уже произошли. Поэтому интерес представляли только те данные, которые агентам удавалось переправлять непосредственно через границу, а делать это было чрезвычайно трудно. Через расставленные кордоны удавалось пробраться далеко не всем нашим разведчикам или посыльным. Вдобавок из-за ограниченности денежных средств нам не удалось создать достаточно работоспособную сеть информаторов в районах развертывания русских войск. В этом вопросе не помогла даже готовность министерства иностранных дел, отбросившего все условности, оказать разведке всестороннюю помощь.