Викториум - Владимир Ралдугин

— Рысью, — скомандовал Медокур. — Марш.

Лошади, разгоряченные солнцем, пороховой вонью, ржанием и криками, были только рады наконец сорваться с места. Их приходилось удерживать, чтобы не перешли в галоп.

Янычары быстро обогнали нас. Они сразу бросили коней в дикий галоп. Стреляли с седла из карабинов. Первыми они и столкнулись с бедуинами. Засверкала сталь.

— Галопом! — вскинул шашку над головой полковник Медокур. — Марш!

Я отпустил поводья своего коня. Тот сам бросился в галоп. Даже линию с остальными держал.

Казаки опустили пики. Врезались во фланг рубящимся с янычарами бедуинам. Затрещали ломающиеся от удара пики. Но многие казаки умудрялись выдернуть пику из тела врага и нанести еще один удар. А кое-кто снова и снова раз поражал пикой одного бедуина за другим.

Конь вынес меня на бедуина с дочерна загорелым лицом. Он вскинул саблю. Я подставил под нее свою. Клинки столкнулись. В разные стороны полетели искры. Мы обменялись еще несколькими ударами. И я понял, насколько сильно уступаю врагу в умении обращаться с холодным оружием. Да и сабля моя была куда хуже вражеской. С каждым ударом она превращалась в настоящую пилу.

Бедуин толкнул пятками своего коня. Снова обрушился на меня с вихрем ударов. Я едва успевал отбивать их, понимая, что надолго меня не хватит. Спас меня князь Амилахвари. Он выскочил из клубов пыли, окутавших поле боя, одним ударом совсем не уставной жандармской сабли, буквально располовинил бедуина. Тот и не заметил, наверное, появления князя и его удара.

— Завтра дам вам пару уроков настоящего фехтования, — бросил мне князь. — И саблю его подберите, — кивнул Амилахвари на оружие бедуина, — ваша казенная ни на что не годна.

Да уж, похоже, я был очень самоуверен, когда просился на Восток. Мало того что местных реалий толком не представляю, равно как и языков, так еще и толком за себя постоять не умею. Фехтовать я, конечно, учился, и даже балы у меня были неплохие. Но куда академическому фехтованию до местной жестокости, когда людей рубят, словно кровяную колбасу. Тут, как в зале, синяками не отделаешься.

— Держитесь меня, Никита! — добавил князь. — Не пропадете!

И он рванул поводья коня. Схватился с очередным бедуином. Я последовал за ним. Хотя в схватку вмешиваться не спешил. По совету князя я подобрал саблю убитого им бедуина. Мельком успел оглядеть клинок. На нем не осталось ни единой зарубки.

Иоганн фон Биттенфельд — ротмистр 3-го механического уланского полка — откровенно скучал во время соколиной охоты. Потомок юнкеров[15]был совершенно чужд подобным развлечениям. Его единственной любовью была война. И он ждал нападения дикарей. Жаль только, что воевать придется вместе с англичанами. Биттенфельд недолюбливал британских улан. Уж лучше драться рядом с русскими дикарями — казаками.

Но выбирать не приходилось.

— Строем! — прогремел Биттенфельд, когда враги вылетели из-за холмов. — Пики к бою!

Сотня его механических улан и без команд стояла ровненько, как на параде. Одновременно, словно на кайзеровском смотре, они опустили тяжелые пики.

— Галопом!

Из сочленений лошадиных доспехов вырвались клубы пара. Загудели двигатели, усиливающие конские ноги, выбрасывая в небо клубы черного дыма.

— Вперед!

Сотня коней сорвалась в места. Сразу в галоп. От стука их копыт затряслась земля. Пар стлался за ними белесым покрывалом. Сотня пик врезались в разрозненную толпу бедуинов. Удары механических улан были столь сильны, что часто валили легких всадников вместе с их лошадьми. Словно рыцари времен Крестовых походов, рубивших всадников Саладина, механические уланы сокрушали врага, явно неготового к такому удару.

Для британских улан, одетых в хаки, работы особенно много не осталось.

Нас с князем вынесло из схватки. Странное это ощущение, когда тебя буквально выбрасывает из боя. Вот он идет рядом, в двух шагах. Клубится пыль. Люди с азартом убивают друг друга. Но ты уже вроде как вне этого.

— К пулемету! — крикнул мне князь. — Скорее!

Мы пришпорили коней.

Пулемет продолжал поливать падишаха длинными очередями. Но было поздно. Правителя уже закрыли своими телами янычары. Они же прикрыли и Зиновьева с Кнеллером. Однако заговорщики не оставляли надежды добиться успеха. Теперь мы должны были их остановить.

Чистокровные лошадки легко взлетели на холм, будто у них росли крылья, как у пегасов из греческих мифов. Мы, конечно, не стали переть на врага в лоб. Стрелявшие из пулемета могли срезать нас с князем одной очередью. Нет, мы пустили коней в обход по широкой дуге. Однако нападавшие были готовы и к этому.

— С коня! — крикнул князь за секунду до того, как высунувшиеся из-за камней люди в синих мундирах дали по нам залп из винтовок.

Стреляли они не в нас — целили в лошадей. В них попасть куда проще.

Я успел спрыгнуть с седла. Выронил саблю, сильно ударившись рукой о каменистую землю. Но теперь мне больше пригодится пистолет, нежели холодное оружие. Перекатившись через плечо, я выхватил из кобуры маузер. Рядом уже всаживал патрон за патроном из своего нагана князь Амилахвари. Пули рикошетили от камней. А в нескольких шагах бились в агонии наши лошади. И кричали почти по-человечески. Мне даже не по себе стало.

Наверное, поэтому я стал стрелять только после окрика князя.

— Чего замерли, Никита?! Достали пистолет — так стреляйте!

Я заметил бритую голову в неизменной красной феске. Выстрелил навскидку. Но только сбил с нее феску. Бритая голова, украшенная шикарными усами, спряталась обратно за камни. Правда, стрелять в ответ обладатель шикарных усов не стал.

— Палите чаще, Никита! — подбодрил меня князь. — Мне надо наган зарядить! А в вашем маузере патронов хватит!

Перехватив запястье правой руки и уперев локоть левой в колено, я принялся палить по укрывающимся за камнями заговорщикам в синих мундирах почем зря. Маузер плевался пулями — те бессильно рикошетили от камней. Но и не давали им головы высунуть из-за них. Тем более что вооружены они были громоздкими винтовками Пибоди.

Князь перезарядил свой револьвер. Кивнул мне — и бросился вперед под прикрытием моего громко бухающего маузера. Залег у самых камней.

Двадцать патронов в магазине моего маузера закончились. Я быстро сменил магазин на десятизарядный. Услышав, что мы больше не стреляем по ним, заговорщики рискнули высунуться из-за камней. Первый тут же получил пулю из нагана Амилахвари. Прямо в лицо. Синемундирный схватился за лицо и рухнул на руки товарищей. Вторым был уже знакомый мне усач, с которого я сбил феску. Он даже успел вскинуть свою винтовку. Но я опередил его. Маузеровская пуля пробила ему шею — я намеренно метил как можно ниже, чтобы снова не промазать. Усач повалился ничком. Кровь его обильно полилась на камни.