Поцелуй обмана - Мэри Пирсон

– Конечно, нет, – согласилась Берди.

– А принц? Что это за мужчина, если он позволяет папочке добывать ему невесту?

– Совсем не мужчина.

– Он даже не удосужился приехать и познакомиться со мной до свадьбы, – она презрительно фыркнула. – Ему было неважно, на ком он женится. Я могла бы оказаться старой каргой. Он просто-напросто послушный папочкин сынок, даром что в короне. У меня не было ни капли уважения к такому человеку.

– Тебя можно понять.

Да, подумал я, ее можно понять.

Я сунул купюры назад в карман и ушел. Берди можно было заплатить и позже.

Я прогуливалась по Терравину, помахивая перевязанными бечевкой свертками, которые держала в каждой руке. Один для меня, другой для Паулины. Сегодня я отправилась в город одна: хотела вольно, неторопливо побродить на улицам и переулкам, а с такой легкой поклажей я могла управиться и без Отто.

На постоялом дворе все было приведено в порядок, и Берди сама предложила взять выходной и провести его по своему усмотрению. Паулина по-прежнему проводила дни напролет в Сакристе, так что я отправилась одна и с вполне определенной целью. Конечно, я мечтала, чтобы от кавы не осталось и следа, но это не означало, что пока она не сойдет, я обречена ходить в рваных брюках, тяжелых юбках из плотной ткани и блузках с длинными рукавами. Сейчас от кавы оставалась только часть узора на плече, в котором не было и намека на принадлежность к королевскому роду и на обряд обручения. Останется ли она навсегда или, наконец, исчезнет – я больше не желала, чтобы моя одежда от этого зависела. Я чувствовала потребность обновить свой гардероб срочно, не медля ни дня.

Я спустилась к докам, где воздух наполняли запахи соли, рыбы, мокрой древесины и свежей краски из такелажных мастерских. Этот крепкий, бодрящий запах вызвал у меня улыбку и мысль о том, что я успела полюбить Терравин, полюбить даже его воздух.

Мне вспомнились слова Гвинет: Терравин не рай, Лия.

Конечно, в Терравине хватало своих проблем. И без напоминаний Гвинет было ясно, что здесь не все идеально. Но в Сивике несвобода чувствовалась в самом ее спертом, удушающем воздухе, атмосфера отдавала подозрительностью и напряжением, будто кто-то бдительно выжидал, готовый в любую минуту схватить тебя и сломить. Здесь же, в Терравине, воздух был просто воздухом, а запахи просто запахами. Этот город никого не брал в заложники, никого не удерживал насильно – и это читалось в лицах горожан. Они чаще улыбались, приветствовали вас взмахом руки, охотнее приглашали в свои лавки попробовать что-то, обменяться шуткой или новостью. В этом городе царили непринужденность и легкость.

Паулина справится со скорбью о Микаэле. Ей нужно смотреть в будущее. Мы будем помогать ей – Берди, Гвинет, я и, конечно, сам Терравин, ее любимый город, ее дом. Лучшего места для нас нельзя было выдумать.

Сегодня, накануне первого дня празднеств, всюду слышались молитвы поминовения – моряки напевали их, вытягивая сети, драя палубы, крепя паруса. Любимые строки того или другого поминовения естественно вплетались в будничный труд, и та песнь, что возникала при этом, тронула мое сердце так, как никогда не трогали храмовые песнопения. Хлопанье парусов над головами, зазывные крики торговок рыбой, вопли крачек над волнами, рынды на дальних судах, устроивших перекличку, миг затишья, вновь нестройный перезвон, крик, смех, молитва, шуршащие взмахи метлы, свист брошенной веревки – все это сливалось в единую песнь, непостижимым магическим образом отзывающуюся в моем существе.

Я свернула в тихий проулок, оттуда на центральную улицу, оставляя в воздухе позади себя многоголосую песнь. «Во веки веков», – шептала я, по-новому прочувствовав поминовения, воспринимая собственный голос как часть чего-то нового, что я, возможно, когда-то смогу понять.

Ты не уйдешь от меня, теперь не уйдешь.

Я оглянулась, ища того, кто произнес эти странные, замогильные слова, так не вязавшиеся с остальным разноголосьем – но увидела только вид на залив. Морской бриз унес звуки.

– Красавица, подходи! Не желаешь ли корону к празднику?

Я стремительно повернулась. На табурете у входа в мелочную лавку примостился, щурясь на полуденном солнце, морщинистый беззубый старик. С его руки свисали украшения для волос – яркие гирлянды из крашеных сухих цветов. Я остановилась полюбоваться, хотя тратить лишние деньги остерегалась. Большую часть своего месячного жалованья я уже потратила. Оставались еще, конечно, драгоценные камни, и я собиралась как-нибудь выбраться в Луизвек, чтобы продать часть, но хотела отложить вырученные за них деньги для Паулины. Ей они скоро понадобятся, а мне нужно было привыкать обходиться тем малым, что имею. Но, подняв руку с гирляндой, я представила себе, как она будет выглядеть на моих волосах, как Рейф наклонится, чтобы полюбоваться цветком, попытается уловить его слабый аромат. Я вздохнула – было очевидно, что ничего подобного не случится.

Тряхнув волосами, я улыбнулась.

– Они очень хороши. Но не сегодня.

– Всего грош, – заметил старик.

Раньше, в Сивике я могла бросить медный грош в фонтан ради забавы, просто чтобы посмотреть, как монетка будет падать на дно. И в самом деле, грошик небольшая плата за такую нарядную, веселую вещицу – да и праздник бывает только раз в году. Я купила две гирлянды, одну с ярко-розовыми цветами для светловолосой Паулины, другую с цветками лаванды – для себя.

С полными руками покупок я повернула в обратный путь, к постоялому двору, представляя себе, как хорош будет красочный венок на голове у Паулины вместо траурной повязки. Правда, у меня не было уверенности, что удастся уговорить подругу снять белый платок и надеть гирлянду. К постоялому двору я пошла по верхней тропе. Грязная и разбитая, эта дорога имела свои преимущества: она была тенистой и при этом малолюдной и спокойной. Ветер шуршал в верхушках сосен, нашептывал что-то утешительное, время от времени тишину нарушала своим стрекотанием сойка, ей ворчливо вторила белка. В одном из свертков у меня лежало кое-что для Вальтера и Греты. Прелестная крошечная вещица, вся из кружева. Мне хотелось вручить им подарок как можно скорее. Представляя себе, как Вальтер неуклюже держит его в руках (которые при этом кажутся огромными), я улыбалась. Что-то он мне расскажет, когда приедет в следующий раз?