Поцелуй обмана - Мэри Пирсон

– Ты вернешься обратно когда-нибудь? – спросила она как бы невзначай.

До меня доходили слухи о войне. Я понимала, что Гвинет тоже их слышала. Она продолжала считать, что я, будучи Первой дочерью, могу изменить положение вещей. Однако дверь дара так и не приоткрылась для меня, а теперь не оставалось никаких сомнений, что она закрыта наглухо. Гвинет же, вероятно, увидела в упрямой каве знак, и я засомневалась, так ли уж она старалась соскоблить ее. Она смотрела на меня, ожидая ответа. Ты вернешься обратно когда-нибудь?

Я нырнула. Под водой мир снова стал мутным и расплывчатым, золотистые листья были еле видны, в висках глухим эхо отдавались удары сердца, из носа выбегали пузырьки воздуха – и вскоре вопрос Гвинет растворился. Его просто унесло течением ручья, вместе со всеми надеждами, которые она на него возлагала.

Я подсматривал в окно. Я не мог больше ждать. Через несколько дней здесь будут мои товарищи, думающие только о скором возвращении в Венду. Они взвоют, как стая собак, недовольные задержкой из-за того, что я так долго не могу справиться с таким простым поручением. Перерезать глотку одной девчонке. С таким даже Эбен справился бы без труда.

Но девчонка была не одна. Необходимо было убрать обеих.

Я смотрел на них, спящих. У меня глаза, как у кошки, не раз говорил Комизар, я видел в темноте, как никто. Возможно, именно поэтому исполнить это поручение выпало мне. Гриз – сильный верзила, но умом не блещет. По его части скорее шумные захваты мостов и кровавые рейды при свете дня.

Это задание другого сорта. Здесь нужно умение неслышно, как хищный зверь, красться в темноте. Стать тенью и двигаться стремительно и точно. Но они спали, вдвоем в одной постели, держась за руки. Даже я не смог бы проделать все настолько бесшумно. У смерти тоже есть голос.

Я смотрел на горло Лии. Открытое. Незащищенное. Все просто. Но на этот раз могли возникнуть осложнения.

После праздника. Я могу подождать еще несколько дней.

Из-под занавеса из свисающих с веревки мокрых простыней виднелись только их ноги, но я отчетливо слышал голоса. Я пришел, чтобы заплатить Берди еще за неделю – после этого я собирался поехать в Луизвек. Это был ближайший город, откуда можно было отправить сообщение, и где посыльные хранили молчание за умеренную плату.

Я помедлил, разглядывая башмаки Лии, увлеченной развешиванием белья. Будь я проклят, если меня не восхищает в ней все, абсолютно все. Грязная, потертая кожа – и это была единственная обувь, которую я видел у нее на ногах. А она, кажется, не придавала этому значения. Она росла с тремя старшими братьями – может, поэтому для нее в жизни важно было совсем не то же, что для других знатных девиц, каких я знавал. Либо она вообще никогда не вела себя, как принцесса, либо полностью отказалась от этой роли по приезде сюда. Ей трудно пришлось бы в Дальбреке, где придворным протоколом одежде придавалось значение не меньшее, чем религиозным ритуалам.

Я сунул руку в карман, чтобы достать морриганские купюры для расчета с Берди. Внизу замелькали руки Лии, расправлявшие края простыни, затем она выхватила из корзины следующий комок мокрой ткани.

– Ты любила когда-нибудь, Берди? – спросила Лия.

Я перестал шарить рукой в кармане. Берди тянула с ответом.

– Да, – наконец, отозвалась она. – Давно.

– Ты вышла за него замуж?

– Нет. Но мы очень любили друг друга. Боги всемогущие, как же он был красив. Не в обычном смысле слова. У него был нос крючком. Глаза близко посажены. На голове было не так уж много волос, но в комнате становилось светлее, когда он входил. Было у него то, что я называю изюминкой.

– Что же случилось?

Берди была немолода, но вздохнула так, словно воспоминания были совсем свежи.

– Я не могла отсюда уехать, а он не мог остаться. Вот, в общих чертах, и вся история.

Лия продолжала расспросы, и Берди поведала, что тот человек был резчиком по камню и держал дело в Граде Священных Таинств. Он хотел увезти ее с собой, но у нее умерла мать, отец сильно сдал, и она боялась оставить постоялый двор на немощного старика.

– Ты жалеешь, что не уехала?

– Мне некогда думать о таких вещах. Что сделано, то сделано. Я тогда поступила так, как должна была, – над веревкой показалась узловатая рука Берди с горстью прищепок.

– Но что если бы…

– Почему бы нам не поговорить немного о тебе? – перебила Берди. – Ты не жалеешь о решении оставить дом – теперь, когда пожила здесь?

– Я счастлива, как никогда. А когда Паулине полегчает, буду еще счастливее.

– Даже несмотря на то, что некоторые люди по-прежнему считают долг и традицию…

– Стоп! Вот два слова, которые я не хочу слышать больше никогда, – услышал я голос Лии. – Традиция и долг. И мне неважно, что думают другие.

Берди хмыкнула.

– А что если, там, в Дальбреке не так уж…

– А вот и третье слово, которое я не желаю слышать. Никогда! Дальбрек!

Я смял зажатые в кулаке купюры, чувствуя, как учащается пульс.

– Он в не меньшей степени виноват в моих проблемах. Что это за принц…

Ее голос сорвался, и воцарилось долгое молчание. Я подождал, и наконец услышал, как Берди ласково сказала:

– Все в порядке, Лия. Ты можешь все мне рассказать.

Они еще помолчали, а когда Лия заговорила, ее голос звучал совсем тихо.

– Всю жизнь я мечтала, что кто-то меня полюбит. За то, какая я. Не принцессу. Не Первую дочь. Просто меня. И уж точно не потому, что так предписано договором.

Она пнула корзинку.

– Неужели это слишком много – хотеть быть любимой? Заглядывать ему в глаза и видеть в них… – голос Лии дрогнул, она снова помолчала. – … видеть в них нежность. Знать, что он непритворно хочет быть с тобой, делить с тобой жизнь.

Я ощутил, как горячая кровь отливает от висков, а шея вдруг стала влажной от пота.

– Я понимаю, дворяне все еще заключают договорные браки, – продолжала Лия. – Но так бывает все реже. Мой брат женился по любви. Грета даже не Первая дочь! Я надеялась, что когда-нибудь тоже найду того, кто…

У нее снова прервался голос.

– Продолжай, – подбодрила Берди, – Ты слишком долго носила все в себе. Выговоришься, и тебе станет легче.

Лия откашлялась, прочистила горло, и слова полились снова, пылкие и искренние.

– Я надеялась, пока король Дальбрека не сделал предложение нашим министрам. Это была его идея. Похожа я на кобылу, Берди? Я ведь не племенная лошадь на продажу.