Уинстон, берегись! - Фрауке Шойнеманн

– Хорошо. – Вернер вернул забракованный экземпляр на место и вытянул из еловых зарослей другую. – А эта? Смотри, какая славная.

На этот раз запротестовала Кира:

– Ни в коем случае! У нее же вообще нет макушки – просто обрубок какой-то!

У Вернера вырвался глубокий вздох. Неудивительно. Так продолжалось уже по меньшей мере полчаса, и я понемногу начинал понимать, почему Вернер не любит всю эту рождественскую суматоху. Если даже выбор елки обернулся такой драмой, то что же нас ждет впереди?

Но Вернер, мой храбрый сосед, не сдавался:

– Вот эта?

И Кира, и Анна поморщились.

– Слишком облезлая, – заявила Анна. – В середине она какая-то лысая. Точно нет.

– Хм, – пожал плечами Вернер.

Больше он ничего не добавил, а вместо этого поглубже зарылся в самую чащу и спустя какое-то время вынырнул оттуда с елкой, которая мне сразу показалась очень симпатичной. Довольно высокая, не слишком пушистая, не слишком лысая. То есть в самый раз.

– Ну что, девочки, как вам эта? – радостно воскликнул Вернер.

– О! Эта просто замечательная! – согласилась с ним Анна, и глаза ее засияли. – Давай ее и возьмем!

– Хорошо, милая!

Вернер взял елку и подтащил ее к какому-то мужчине в шапке с помпоном. Очевидно, продавцу.

– Нам вот эту.

Шапка-с-помпоном взглянул сначала на елку, потом на Вернера – и покачал головой:

– Не, ничо не выйдет.

Вернер с удивлением уставился на него:

– Что-что? Ничего не выйдет? Но почему?

– Так эту уже продали. Вишь, красенькая ленточка тут? – Он ткнул в какой-то ярлычок на макушке елки. – Раз такая сверху нацеплена, значится, уже продали.

Вернер широко открыл рот, словно не понимал, что ему пытался объяснить этот человек. Впрочем, дело тут, конечно, могло быть в том, что речь продавца была весьма странной. Поэтому тот решил на всякий случай повторить фразу на литературном языке:

– Я че толкую… э-э… в общем, как я уже сказал, красная ленточка на верхушке дерева говорит о том, что оно уже продано.

Вернер сразу сник, словно его только что ударили.

Сзади раздался голос Анны:

– Вернер, ну так что там с елкой? Мы ее покупаем? По-моему, она просто превосходная! Вот прямо то, что нужно для нашего первого совместного Рождества!

Я опасался, что Вернер вот-вот расплачется. Я и сам готов был зарыдать. Не хотелось еще полчаса убивать на поиск дурацкого дерева. Да и к чему это вообще? Зачем люди придумали ставить елки в гостиной? Хочется посмотреть на елку – иди в лес!

Вернер попытался вернуть себе самообладание – и ему это удалось. Сделав глубокий вздох, он шагнул к продавцу:

– Послушайте, молодой человек. Моя жена влюбилась в это дерево, и мне нужно купить его во что бы то ни стало. Во что бы то ни стало, понимаете?

Продавец так замотал головой, что помпон на его шапке запрыгал из стороны в сторону.

– Не, батя, продали – значит продали. Да вы поройтесь там – глядишь, и еще какая годная елка сыщется.

Вернер приблизился еще на шаг, продавец тут же отступил назад.

– Вы меня не поняли, любезный: Мне! Нужна! Эта! Елка! За любые деньги!

Шапка-с-помпоном уставился на него недоверчиво:

– Э, в смысле?

– В прямом смысле. За любые деньги.

Продавец почесал в затылке под шапкой:

– А, ну раз вы таааак на этом настаиваете… сколько… э-э… за сколько… – Под шапкой с помпоном явно шла внутренняя борьба.

– Двести, – быстро сказал Вернер. – Если вы сейчас отдадите мне эту елку, я заплачу вам за нее не семьдесят евро, как указано на ценнике, а двести. Наличными в руки. Сможете тут же положить себе в карман. Более легкого заработка и представить невозможно.

Вернер протянул ему руку. Секунду поколебавшись, Шапка-с-помпоном протянул свою, и сделка состоялась.

Утратив двести евро, но обретя восхитительно прекрасную елку, мы отправились в обратный путь. Анна была счастлива – она то и дело останавливалась, чтобы чмокнуть Вернера в щеку. Кира тоже радовалась и вслух размышляла, чем будет украшать елку, вернувшись домой. Я же просто был очень доволен, что не нужно больше торчать на холоде и ждать их.

Елка была довольно громоздкой. Вернер нес ее в сетке, в которую упаковал ее продавец, и ему явно было тяжело с ней маневрировать, чтобы не задевать прохожих. Поэтому двигался он медленно.

– Ты не будешь против, если мы тебя обгоним и зайдем еще за рождественскими украшениями? – в конце концов спросила его Анна.

– Нет, ласточка моя, это хорошая мысль. Сходите, конечно.

– Супер! Я тут недавно в одном магазине видела такую классную гирлянду! – воскликнула Кира. – Мама, мне обязательно нужно ее тебе показать! А ты пойдешь с нами по магазинам, Уинстон? Наверняка будет весело!

Кто? Я?! Пф! Ни в коем случае! Если мне еще несколько часов придется проторчать в каком-то магазине, у меня точно лопнет терпение! Нет-нет – уж лучше я останусь с Вернером и спокойно пойду домой. Может быть, там уже и Одетта наконец вернулась, а если нет – придется пойти ее искать.

Анна рассмеялась:

– Кира, мне кажется, Уинстон сыт по горло магазинами. Типичный мужчина. Не любит шопинг.

– Ну ладно! Тогда увидимся позже!

И Анна с Кирой растворились в предрождественской толчее.

– Ох! – громко вздохнул Вернер. – Вот уж не думал, что еще раз на такое подпишусь. Ты тоже, Уинстон, правда? – Он наклонился, чтобы почесать меня за ухом. К несчастью, елка при этом неудачно качнулась, и шагавший навстречу мужчина, споткнувшись о ее ствол, чуть не упал.

– Эй, старик, сдурел, что ли – деревья под ноги пихать!

Вернер разогнул спину:

– Ой, простите, пожалуйста! Я нечаянно, мне очень жаль!

– Да меня не волнует, нечаянно или как! В следующий раз по морде получишь!

Я почувствовал, как моя шерсть от кончика хвоста до самого загривка встала дыбом. Этот злой голос совершенно точно был мне откуда-то знаком! Я посмотрел наверх. Так и есть. Перед нами стоял тот самый молодой бородач, которого мы встретили сегодня утром. И даже без ружья вид у него был не менее опасный, чем пару часов назад!