Катарсис. Северная башня - Виталий Храмов

Два полумесяца разом дают довольно много света. Звёзды всё никак не хотят складываться в знакомые созвездия. Другой мир. И я в нём. Для улучшения генотипа. Пока других надобностей местных ко мне не возникало. Да и я вроде не против. Пока всё было довольно приятно, местами пикантно. Местами – остро. Вспомнил решившую гульнуть от мужа Лилу.

Мир этот для меня сплошная карамель. Все носятся со мной, как с наместником бога. С чего бы? Я достаточно пожил, знаю, что сладкий мёд без последствий бывает только у второй мышки. За всё расплатилась первая мышка. А у меня сплошь мёд. Бабы на шею вешаются, разные, весьма влиятельные и значимые люди не тащат меня в пыточную, чтобы узнать тайные тайны и секретные секреты, не отбирают несправедливо нажитое, а выкупают у меня ценности, делают вид, что не знают об интрижке с их женой, общаются как с равным, в местный бомонд вытаскивают. Зачем? Бонус-левел? Ну, не верю я! Где подлянка? Где ложка горького дёгтя?

Тихо скрипит дверь. Идёт навстречу нимфа. Волосы распущены, ночная рубашка в свете лун прозрачна. Ничего не скрывает, лишь, наоборот, дразнит. Да что такое? И ты?

Но голова от ночной свежести уже включилась. Кума. В этом мире нет православия. Кумовство – наше, исконное, русское, велико-могучее. Не слышал о таком в других культурах. Кума – неверный перевод. А что? Кто она Клему? Он – кузнец. Не простой, согласен, с изюминкой, но секретик его ещё увидеть надо, а с виду обычный городской ремесленник. А вот ты, кумушка, не проста.

Ах, чертовка, хороша! Имея взрослую дочь, так выглядеть в этом суровом мире дорого стоит. Подворье, слуги, стол заставлен снедью властителей, дров – вволю, дочь не имеет развитой мускулатуры – не работает физически, жалеешь её. Значит, есть возможность так жить. Есть, кому пахать за тебя и твою дочь, для тебя. Ты очень зажиточна. И при этом рядом нет мужика. Кидаешься на х… хороших знакомых, как кошка голодная. Значит, постоянного партнёра нет, а кого попало в свою постель не затащишь. Гордость и рассудительность не позволяют. Не хочешь никого над собой? А как иначе, если мир принадлежит мужикам? Но как ты выкручиваешься? Как вся твоя собственность не оказалась захапана никем? Имеется покровитель, который не делит с тобой постель? Кто это? И почему без расплаты натурой?

Вот она подошла. Глаза бл… похабные. Лезет ко мне. Поднимаю её и усаживаю на лавку рядом. И начинаю разговоры разговаривать. За что был обозван старым мерзавцем и подлецом.

Но моё затруднение она частично решила. Объяснил ей, что плохо владею языком, потому не понял, в какой степени родства она приходится кузнецу. Явно не кровного. Её лукавый ответ заставил ненадолго зависнуть дешифратор, следом – головной мозг. Она ответила, что её сын – отец ребёнка Клема. Загадка. Но я уже знаю немного генеалогическое древо семьи Клема.

– Рыжая или белая? – спрашиваю. Она мать Светогора или Вила?

– Белая, – улыбается, но растерянно слегка. Думала, дольше зависать буду?

– Ты мать смотрителя Виламедиала. Как тесен мир! Ох, и Клем! Лорд пялит его жену, кузнец – мать лорда! Круг замкнулся, змея укусила себя за хвост.

Смеётся, хватает меня, бесстыдница, за штаны, тянет в баню.

– Испугался? Вот-вот! А ты постарайся! Не буду кричать, как дочь – пожалуюсь сыну, что оскорбил ты меня и обесчестил.

– Знаешь что? Пошла ты! – рассердился я, отталкивая её. – Шантажировать будешь кого угодно. А мне начхать!

– Ах, ты ещё и с гонором! – Она встала руки в боки. Как в том анекдоте про тюбетейку. – По палачу соскучился?

Я уже у двери, почти вышел из бани. Оборачиваюсь.

– Ты меня с кем перепутала? А, женщина? Ты! Мне?! Смеешь угрожать?

Отшатнулась. Поздно. Наматываю волосы на кулак. Пробует кричать. Давлю на неё, ставлю на колени, затыкаю рот.

– Я вас всех, благородных!.. – рычу со всей пролетарской ненавистью к зажравшимся буржуям.

Разворачиваю, укладываю на полати, закидываю полы ночнушки на голову, вставляю… палочки в нужные графы её анкеты. Ох, ты какая… радушная и гостеприимная, наша хозяйка! Да, не девочка уже. Широкая… душа у тебя! И Клем время не зря потерял. Разработал заготовку со всем своим молотобойным умением. А после полного опорожнения с твоей же дочерью маловато мне будет. Нет у меня сил на часовые марафоны. Старый я уже. Ленивый.

Ну, это у нас уже было. Проходили на днях мы этот урок. Рецепт свежий. Тоже властная угрожала. Тоже кричала. Кричи. Хотела громче дочери? Не знала? Я – джинн. Я исполняю все твои желания. И понимаю я их буквально. Трудности перевода. Бойся своих желаний – они могут исполниться!

Тут же меня ждёт горячий приём и тесные объятия, а ты – вырываться? Ну, давай. Так даже интереснее. А что же ты изменила тональность? Не так кричишь? Не по Станиславскому. Не верю! Уже не убиваешь меня? Кончились в твоей фантазии пытки? Что значит «ещё»? Быстро слишком ты сменила гнев на милость. Вот, так бы и сразу. Ласково. Просить надо. Да, так. С придыханием. С полным осознанием своей покорности. Знай своё место, женщина!

Проще надо быть, и ор… организм на полати и вытянется в бессилии.

Она лежит, всхлипывает. Не осталось никаких классовых противоречий во мне. Да и не было. Так, юмор это из времён моей молодости. Когда мы, дембеля оторванные, забрались в женскую общагу мединститута и неделю вели воспитательные беседы с бл… интеллигенцией, жаркие и страстные дебаты о непримиримости классовой борьбы. Когда нас отловили и со скандалом выгнали из общаги, позади была покорённая и оттр… униженная, но удовлетворённая общага. Тогда и стали мы применять термин «со всей пролетарской непримиримостью», завязший на зубах с часов политинформации, несколько в ином аспекте.

Я нежно мыл гостеприимности хозяйки, а сам вспоминал, что из той группы отчаянных десантников не дожил до моего возраста никто. Кто-то жил отчаянно и сложил голову лихо. Кто-то – тихо и мирно, в больнице, под плач родных. Но до пенсии не дожил никто. Олежка, тот и до дембеля не добрался. Да и я ни разу пенсию не получил.

Мои ласки успокоили хозяйку.

– Ты страшный человек, – сказала она, встала на носочки, повисла на мне, целуя в губы.

– А ты не бойся. Но и не зли. Будь честной со мной, и я не буду для тебя опасен. Так что ты от меня хотела? Не этого же? – хлопнул её по… пониже спины.

Села на лавку, сдвинув шайку.

– Хотела, чтобы ты сыну моему помог. Но теперь уже не знаю. Ты не тот, за кого мы тебя приняли.

– Так! Для начала – за кого вы меня приняли?

Опять трудности перевода. Как я представился? Именем своим. Не подумал, что раз дешифратор переводит для меня априори непереводимые имена собственные, то и наоборот так же. Я ещё удивился, что меня называют Андр. Было бы логично, если бы я был Андрей. Но я же Александр. Сокращают имена от начала, а не от конца. Подумал, другой мир, другая логика. Нет, логика не при делах. Виноват дефектный дешифратор. Ал-экс-Андр. Бывший властитель Андр. Вот так перевёл дешифратор. Так произнесло моё горло. Как у нас, на Земле, звучало «Рыцарь, лишённый наследства». Было же такое. Я читал в детстве «Айвенго». «Ал» – обозначение благородства и властности. «Ал» перед именем – «большой владелец», после имени – «малый». Ну, это я и раньше понял. Что ещё? Что-то не идёт. Не логично.