Катарсис. Северная башня - Виталий Храмов

Клем сидит насупившийся. Типа обижен. Заговорщик хренов. Кембриджский пятёрочник. Ничего личного, кузнец. Чисто бизнес! Ты же к куме приходишь не на потрахушки. Они – приятный довесок. Так и не дуйся. На жену твою я претендовать не буду. Мне этот половой марафон уже вот где! Прямо под кадык подпёрло! Меня ещё и утром… возлюбили, как самого ближнего своего. Хорошо хоть, кума обошлась страстным поцелуем и крепкими объятиями при прощании. Так можно и надорваться навсегда! Ха-ха! С моими годами по этому поводу расстраиваться не стоит. Не стоит – и пусть. Стоит – хорошо.

На нашу колонну два раза нападали какие-то твари, но далеко позади. Охрана отбилась легко и без потерь. Я хотел сходить посмотреть, но Клем так глянул, что мне сразу стало лень идти. Потом голову колонны нагонять! Увижу ещё.

Когда вошли в зачуханный, после вида Красной Горы, Медвил, выдохнул с облегчением. Устал.

Не думал, что буду рад видеть семью кузнеца. Рад был, как родным племянникам. А их восторги подаркам приятно погрели душу. Где-то мне были рады, меня ждали. Как дома. Дом? Нет, к сожалению. Черная кошка, пробежавшая меж кузнецом и мной, ещё и нагадила на тропинку.

Залез на сеновал, даже без бани. Достали… притомился я. Спать!

Клем пытался вытащить меня на доклад к смотрителю, был вежливо послан. С надеждой, что без меня как-нибудь.

Пока Клема не было, попросил Молота проводить меня до плотника или краснодеревщика. Пришлось пояснить, чего хочу – человека, что делает мебель. Тут во двор вполз ворох веток. И мальчишка под ним. Вот этот Пятый меня и повёл. А я его плюшкой угостил.

А заказал я у мастера колыбельку для будущего ребёнка кузнеца. Пупок Ромашки до носа достаёт. Со дня на день решится этот вопрос. Чтобы было проще, рисовал палочкой на песке чертёж в изометрии. Видя, как смотрит мастер краснодеревщик, понял, что опять напортачил. Не знает этот мастер объёмных конструкций. Недостаёт образности и абстрактности мышления. Конкретно этому или многим? Сошлись на том, что он мне объяснил устройство стандартной колыбели напольной, а я внёс изменения. Главное изменение – колыбель не напольная, а подвесная. Уж крюк сделаем, мы же кузнецы, в стропилу вкручу. Придумаю чего-нибудь. Ударили по рукам.

Вернулся в кузню и стал делать крюк с винтом для вворачивания в балку. На чём и был пойман с поличным. Пришлось во всём сознаться. После допроса с жутким пристрастием со стороны кузнеца. Он чуть не плакал от обиды. Я его убеждал, что отношение у меня к его Ромашке чисто братское, но он не верил.

В общем, подрались мы. Прямо в кузне. Как не покалечились – кругом железки, – не понятно.

А потом напились. Вместе. Всем заныканным вином, что кузнец берёг с самого Красногорска и планировал распить после рождения сына. Перед тем как отрубиться, Клем согласился поделиться женой, но не чаще раза в неделю. Ибо «после тебя ловить там дня два нечего». Я его убеждаю, что не способен на такую подлость, а он убеждает меня, что Ромашка «знаешь, какая сладкая?». Сумасшедший! Озабоченный сумасшедший! Да вы меня все так за… замучили, что у меня все мысли только о работе, о молоте и наковальне! Месяца на два точно! Если не на полгода.

Психанул, пошёл прочь из этого дурдома. Погрозил пальцем детям, что подслушивать нехорошо, велел отца отвести спать, чтобы не простыл. А сам пошёл проветриться.

Ко мне пристроился кто-то. Как собачка, идёт сзади. Остановился, чуть не упал. Схватился за что-то. Посвистел собачке, но тут же устыдился. Пьяный слепой дурак! Ну и что, что ночь! Два таких фонаря над головой. Да ещё один – под глазом. Светло же! Как мог парнишку под номером пять принять за собаку? Но совсем как собаку почесал ему за ухом.

– Хороший мальчик, хороший, – убеждаю я его, – ты знаешь, куда я иду?

Кивает.

– А я вот нет. В этом озабоченном похотью дурдоме больше не могу. А куда мне ещё податься, не знаю.

Парнишка меня тащит. Иду за ним. И совсем ничего, что говорю с ним на чистом пьяном русском. Пёсик умный, он всё понял.

Просыпаюсь от давления в некотором месте. Сел и удивлённо понял, что не знаю, где нахожусь. И куда идти по нужде. Благо, сирена боевой тревоги увяла, как увидел свои вещи и ножи рядом с моим ложем, на лавке. Я опять голый. Да что за дежа вю! Что я, через день буду изнасилованным просыпаться? Тогда совсем пить не буду! Закодируюсь! К знахарке Спасёне схожу – закодирует. Ну, не к кузнецу же идти? Тем более что кузнец – Клем. Он как закодирует, так и раскодирует. Собутыльник, заговорщик и шпион. Решено, к Спасёне!

Дверь открывается. Истинно – бойся своих желаний: входит знахарка. С блюдом и чашками-пьялушками. Я застонал. Опять! Хватит! Не могу больше! Натягиваю покрывало на чресла. Девушка смущается и отворачивается. А то я не видел этой лисьей мордочки под маской смущения! Напяливаю штаны и бегу. Из комнаты. Попадаю на улицу. Под смех прохожих залетаю обратно. Спасёна показывает на другую дверь. Вылетаю во двор. Как всё захламлено! Но по тропинке нахожу искомое.

Вернувшись, смущаюсь от стеснения, прошу прощения, пытаюсь как-то оправдаться. Она с любопытством слушает.

– Как интересно, – говорит, – вот не пойму, за что кланяешься. За то, что ко мне пришёл, что не смог ничего сделать или что не помнишь, что сделал?

– Я не смог! – выдохнул я. Облегчённо.

– Мне опять обидеться? Только вчера вымолил прощения, а сегодня заявляешь, что я… что на меня не…

– Так-так! Погоди, не усложняй сущности! – попытался я её остановить. Но понял, что лавина уже набрала ход. Я застонал и схватился за голову.

Блин, сработало. Поток обвинений прервался. Я был напоен жутко лечебными и жутко противными отварами, уложен на лежак и в жестокой форме… отмассирован. Массаж. Просто массаж.

– Ты – прелесть, – стонал я, – я почти люблю тебя, Спасёна! Ты просто возвращаешь меня к жизни!

– То-то! Старый, похотливый развратник! Все мысли у тебя только вокруг…

– Неправда! Я докажу!

– Докажи!

– Ты не отвлекайся, кудесница! Да-а-а! Эй, сломаешь!

– Тебя сломаешь! Лежи уже, Северная Башня!

Похоже, совсем прилипло.

Жизнь потекла размеренно и неторопливо. Но скучать было некогда. Я съехал от Клема к Спасёне. Но каждое утро, как штык, в кузне. Работы – не разгрести!

Отожгли проволоку, чтобы была мягче. Дочери кузнеца на специальном станке наматывали проволоку в спирали пружинок, благо станок позволял это сделать, даже не имея физической мощи молотобойца. Потом спирали разрезал на кольца Молот. Клещами. Мы с Горном плели кольчужное полотно. Работа кропотливая, нудная и тяжёлая. Стальные кольца были довольно жёсткими, не имея силы не замкнёшь. А не отожгли бы, вообще бы не справились. Кольца просто замыкали. Нет тут электросварки. И пайки.