Плач к Небесам - Энн Райс

— В прежние времена, — прошептал Карло, — всеженщины ходили в таких покрывалах, и они придавали им особую прелесть. Это былатайна, которую они носили с собой по улицам, тайна, в которой присутствовалочто-то от Востока...

Тонио медленно поднял глаза и увидел брата совсем близко отсебя. Белая кружевная оторочка на черном камзоле Карло казалась скорее тусклыммиражом, чем тканью, а великолепно завитый, высоко поднимающийся ото лба ипохожий на настоящие волосы парик слегка поблескивал.

Брат подошел к оконной раме и глянул вниз. Их сходство вновьпотрясло Тонио, как потрясало всегда, когда он осознавал его. При слабом светесвечи кожа Карло казалась безупречной. Единственным признаком возраста былимелкие морщинки в уголках глаз, появлявшиеся всегда, когда он широко улыбался.

И сейчас эта улыбка смягчила его лицо, выявив искреннюютеплоту. Невозможно было поверить, что между братьями вообще существуеткакая-либо враждебность.

— Вечер за вечером ты избегаешь меня, Тонио, —сказал Карло. — Но давай все же сейчас пообедаем вместе. Стол уже накрыт.

Тонио снова обернулся к воде. Матери уже не было видно. Вночи не осталось ничего, кроме медленно плывущих по каналу лодочек.

— Мои мысли с моим отцом, синьор, — сказал он.

— Ах да, с твоим отцом!

Но Карло не отвернулся. В сумерках заскользили молчаливыетурки, зажгли свечи в многочисленных канделябрах повсюду и в том числе на самомстоле, на буфетах, расположенных прямо под той ужасной картиной.

— Садись же, братишка!

«Я хочу полюбить тебя, — думал Тонио, — что бы тыни сделал. Я надеюсь, это можно будет как-то преодолеть».

Свесив голову, Тонио сел во главе стола, как часто делал ираньше. Лишь после этого он сообразил, что натворил, и, подняв глаза, посмотрелна брата.

Сердце его заколотилось. Он видел перед собой улыбку,излучающую только дружелюбие. Белоснежный парик еще более оттенял смуглостькожи Карло и подчеркивал красоту высоко изогнутых бровей. Брат смотрел на негобез какого-либо осуждения.

— Мы не в ладах друг с другом, — сказалКарло. — Мы можем притворяться, но не в силах это изменить. Мы не в ладах.Прошел почти месяц, а мы даже не можем вместе преломить хлеб.

Тонио кивнул, и глаза его наполнились слезами.

— При том, что сходство между нами, — добавилКарло, — почти сверхъестественное.

Тонио подумал: «Можно ли почувствовать любовь другого, есливыражение ее бессловесно? Может ли Карло увидеть ее в моих глазах?» И впервыеза все это время, не в состоянии произнести даже самые простые слова, оносознал, как сильно хотелось бы ему опереться на брата. «Довериться тебе,искать твоей помощи. И все же это невозможно. Мы не в ладах». Ему захотелосьнемедленно выйти из комнаты. Он боялся странного красноречия брата.

— Прелестный маленький брат, — прошепталКарло. — Одет во все французское, — продолжал он, оглядывая Тонио, иего большие темные глаза сверкнули. — А какое изящное телосложение! Это утебя от матери, полагаю, как и голос, прекрасное, чудное сопрано.

Тонио решительно отвел глаза. Это было мучительно. «Но еслимы не поговорим сейчас, будет еще хуже».

— Девочкой она пела в капелле, — продолжалКарло, — и своим пением доводила нас до слез. Говорила она тебе об этом?Ах, сколько она получала подарков, как любили ее гондольеры!

Тонио медленно повернул к нему взгляд.

— Она была настоящей сиреной, — сказалКарло. — Неужели никто не рассказывал тебе?

— Нет, — неловко ответил Тонио.

Почувствовав, что брат наблюдает за тем, как он заерзал настуле, он снова поспешно отвел взгляд.

— А какой красавицей она была! Даже большей красавицей,чем сейчас... — Карло перешел на шепот.

— Синьор, лучше не говорите о ней так! —воскликнул Тонио импульсивно.

— Но почему? Что случится, — продолжал Карло стольже спокойно, — если я буду говорить о ней так?

Тонио посмотрел на брата. Улыбка его изменилась: в нейпоявился холод. «Не бывает, наверное, на земле более ужасного выражения лица,чем такая улыбка», — подумал Тонио.

Он чувствовал, что за этой улыбкой скрывались то отчаяние,та тревога и ярость, что прорывались в реве за закрытыми дверьми.

— Но не я в этом виноват! — вдруг прошептал Тонио.

— Тогда уступи мне!

Итак, они к этому пришли.

Много дней Тонио с ужасом ждал этого момента. Ему хотелосьвстать и уйти, но рука брата уже легла на его руку, придавив к столу. Онпочувствовал, как под одеждой выступил пот, а в комнате вдруг стало нестерпимохолодно. Он смотрел на пламя свечей, словно желая, чтобы оно сожгло ему глаза,и понимал, что не может ничего сделать, чтобы предотвратить пугающий его разговор.

— Неужели ты вовсе не жаждешь услышать мою версиюпроисшедшего? — прошептал Карло. — Дети ведь любопытны. Неужели втебе нет природного любопытства? — Его лицо полыхало гневом, но улыбкапо-прежнему не сходила с губ, а голос понижался на последних слогах, словно онсам пугался его мощи.

— Синьор, вы враждуете не со мной. Так к чему все этиразговоры?

— Ох, братишка, ты меня просто изумляешь. Тебя незаставить подчиниться, ведь так? У тебя внутри железо, как у него внутри быложелезо. И острые шипы нетерпения, как у нее. Но ты выслушаешь меня.

— Вы ошибаетесь, синьор. Я не буду вас слушать.Расскажите все тем, кто назначен руководить нами обоими, управлять нашимимением, нашими решениями.

Почувствовав внезапное отвращение к брату, Тонио выдернулсвою руку из руки Карло.

Но его лицо, удивительно молодое, светившееся пылкостью истраданием, притягивало. Брат словно бросал Тонио вызов, умолял его, и в нем нечувствовалось ничего от того «железа», выражаясь собственными словами Карло,которое Тонио действительно ощущал иногда в отце.

— Чего вы хотите от меня, синьор? — спросил Тонио.Распрямившись на стуле, он медленно вздохнул. — Скажите же мне, что ядолжен сделать!

— Я уже сказал тебе: уступи мне! — Карло сноваповысил голос — Видишь, что он со мной сделал? Ограбил меня — вот что он сомной сделал! И хочет ограбить еще раз! Но я скажу тебе: этому не бывать!