Плач к Небесам - Энн Райс

— Отец! — прошептал Тонио. — Это я, Тонио.

— А! — Андреа поднял руку, и она так и повисла ввоздухе.

Он понял свою ошибку и теперь смотрел на сына со стыдом исмущением. От сильного волнения руки его дрожали, губы тряслись.

— Ах, Тонио, — с трудом проговорил он. — МойТонио.

Долго ни один из них не произносил ни слова. В коридорезашептались. Потом голоса стихли.

— Отец, вам нужно лечь в постель, — наконец сказалТонио, обняв отца. Он впервые заметил, что тот совсем исхудал.

Легкий, как перышко, без жизненных сил и энергии. Казалось,жить ему осталось недолго.

— Нет, не сейчас. Со мной все в порядке, — ответилАндреа.

Довольно грубо он снял с плеч руки Тонио и отошел коткрытому окну.

Внизу по зеленой воде плыли похожие на стручки гондолы.Медленно прокладывала свой путь к лагуне барка. На ее палубе играл маленькийоркестрик, а борта были украшены розами и лилиями. Маленькие фигурки мелькали,поворачивались, копошились под навесом из белого шелка. Казалось, что оттуда,взбираясь вверх по стенам, доносится звонкий смех.

— Иногда я думаю, что состариться и умереть в Венеции —это вопиющая безвкусица! — тихо проговорил Андреа. — Да, вкус, всевкус! Словно вся жизнь не что иное, как вопрос вкуса! — дребезжащимголосом сердито продолжал он, глядя на один из отдаленных серебристыхкуполов. — Ты великая шлюха!

— Папа! — прошептал Тонио.

Отец положил на его плечо костлявую, как клешня, руку.

— Сын мой, у тебя нет времени на то, чтобы взрослетьмедленно. Я уже говорил тебе об этом. Теперь запомни: ты должен вбить себе вголову, что уже стал мужчиной. Веди себя так, будто это абсолютная правда,тогда и все остальное встанет на свои места, понимаешь? — Бледные глазаостановились на Тонио, сверкнули на миг, а потом снова потускнели. — Я быотдал тебе империю, дальние моря, весь мир. Но теперь могу дать лишь совет:когда ты сам решишь, что ты уже мужчина, тут же им станешь. Все остальноеобразуется само собой. Запомни.

* * *

Прошло два часа, прежде чем Тонио убедили-таки поехать наБренту. Алессандро дважды ходил в покои Андреа и оба раза возвращался сословами, что приказ отца безоговорочен.

Пора было отправляться на виллу Лизани. Андреа беспокоился,что Марианна и Тонио и так уже опаздывают, и хотел отослать их немедленно.

Наконец синьор Леммо приказал грузить вещи на гондолы иотозвал Тонио в сторону.

— Он страдает от боли, — сказал секретарь. —И не хочет, чтобы ты или твоя матушка видели его в таком состоянии. А теперьпослушай меня. Не нужно показывать ему, насколько ты встревожен. Еслипроизойдет что-нибудь серьезное, я пошлю за тобой.

* * *

Когда они шли по маленькой пристани, Тонио едва сдерживалслезы.

— Вытри глаза, — шепнул ему Алессандро, помогаявзойти на лодку. — Он на балконе, вышел пожелать нам счастливого пути.

Тонио взглянул вверх; он увидел призрачную фигуру,поддерживаемую с обеих сторон. На Андреа была красная мантия; волосыприглажены, а на губах, как в белом мраморе, застыла улыбка.

— Я никогда больше его не увижу, — прошепталТонио.

Хвала Господу за быстроту лодки, за извилистое русло канала.Когда дом скрылся из виду и Тонио наконец оказался в маленькой каютке, онзаплакал беззвучно, но неудержимо.

Алессандро крепко сжимал его руку.

Когда же Тонио поднял голову, он увидел, что Марианнавыглядывает в окно с самым мечтательным выражением.

— Брента! — почти пропела она. — Я не виделабольшую землю с раннего детства!

В королевстве Неаполь и Сицилия Гвидо не нашел ни одногоученика, ради которого стоило бы отправляться в обратный путь. То тут, то тамему показывали многообещающих мальчиков, но у него не хватало силы духапорекомендовать их родителям подвергнуть своего ребенка хирургической операции.

А среди тех мальчиков, что уже были оскоплены, он необнаружил ни одного подающего надежды.

Тогда он отправился дальше, в Папскую область, потом в самРим, а затем дальше на север, в Тоскану.

Проводя ночи в шумных гостиницах, а дни — в наемных каретах,изредка обедая с прихлебателями каких-нибудь знатных семейств, он сам таскалсвой скудный скарб в потертом кожаном саквояже, в правой руке под плащом сжимаякинжал, чтобы защитить себя от разбойников, которые повсюду охотились запутешественниками.

В маленьких городках он заходил в церкви. И везде — вдеревнях и в городах — слушал оперу.

К тому времени, когда Гвидо покидал Флоренцию, у него былоуже два более или менее талантливых мальчика. Он поместил их в один измонастырей и собирался забрать оттуда, когда будет возвращаться в Неаполь. НеБог весть какое чудо, они были лучшим из всего, что он слышал за времяпутешествия, а вернуться ни с чем казалось ему совершенно невозможным.

В Болонье он часто посещал кафе, встречался с известнымитеатральными импресарио, проводил долгие часы с певцами, собравшимися там внадежде получить предложение о сезонном контракте, и все надеялся встретитькакого-нибудь одетого в лохмотья и мечтающего о сцене мальчишку свосхитительным голосом.

Старые друзья покупали ему выпивку. Это были певцы,учившиеся с Гвидо в одном классе. Они были рады повидать его и, ощущая своенынешнее безусловное превосходство над ним, с гордостью рассказывали о своейжизни.

Но и здесь он ничего не нашел.

Когда пришла весна, воздух стал теплей и ароматней, а тополяоделись зелеными листьями, Гвидо двинулся дальше на север, чтобы проникнуть вглубочайшую тайну Италии: в великую и древнюю Венецианскую республику.

Андреа Трески умер в самый разгар августовской жары. СиньорЛеммо немедленно сообщил Тонио, что отныне Катрина и ее муж являются егоопекунами. А Карло Трески, за которым отец послал, поняв, что смертный часблизок, уже покинул Стамбул и на всех парусах несется домой.

Дом был наполнен смертью и чужими людьми: пожилыми господамив черных и алых мантиях, бесконечно перешептывающимися между собой. А потом вглубине отцовских покоев раздался тот ужасный, нечеловеческий крик. Тониослышал, как возник этот страшный звук и как он нарастал.