Наша вина - Мерседес Рон

Каквсегда, онабыла очень элегантна, вкашемировом платье, навысоких каблуках ис собранными впучок волосами. Хотямне показалось, чтоя видел темные круги подее ясными глазами, темные круги, которые дорогой макияж моей матери должен был скрыть.

–Николас!– удивленно воскликнулаона.

Я крепко сжал челюсти, прежде чем заговорить.

–Да, мама, какое неприятное совпадение– вот так встретиться.

Она расправила плечи, стараясь держать удар. Правда втом, чтомне было наплевать. Потому что мои отношения сней были такими плохими… чтоих несуществовало.

–Привет, Ноа,– поздороваласьона, повернувшись. Ноазаметно напряглась рядом сомной.

Учитывая обстоятельства ипрошлое наших родителей, янеошибусь, если подумаю, чтомоя мать была всписке злейших врагов Ноа. Кроме того,она, несомненно, занимала привилегированное положение вэтом списке. Ноанеответила наприветствие.

–Мыспешим. Ствоего позволения…– сказал я ствердым намерением продолжить путь. Однако моя мать сделала шаг вперед иположила руку мне наплечо, удерживая.

–Яхотелабы поговорить стобой, Николас.

–Да, японял это извсех сообщений, которые ты оставила моей секретарше, но, думаю, онасумела передать тебе, чтоменя это неинтересует.

Я рефлекторно взял Ноа заруку. Внезапно я почувствовал, будто тону, имне захотелось поскорее убраться оттуда. Япотянул ее, имы прошли мимо сявным намерением уйти, неоглядываясь.

–Этокасается Мэдди, Николас,– объявила мама замоей спиной.

Это меня остановило. Янеохотно повернулся кней.

–Все, чтокасается моей сестры, тыможешь обсудить сотцом. Онпозаботится отом, чтобы я был вкурсе.

Моя мать, казалось, сломалась, онасмотрела наменя умоляющими глазами, ився моя защита рухнула. Моямать умоляет?

–Даймне несколько минут, Ник, пожалуйста.

Мой взгляд остановился наНоа, которая внезапно оказалась также заинтригована, какия.

–Хорошо,– согласилсяя.– Очем ты хочешь сказать?

Мама сделала жест удивления иоблегчения иповела нас ккофейне, которая была недалеко. Ноасела рядом сомной, амама– напротив. Всеэто казалось мне настолько странным, чтохотелось покончить сэтим какможно скорее.

–Ну, выкладывай, унас мало времени.

Несмотря нато, чтомама, казалось, проявила некоторую слабость, попросив меня уделить ей несколько минут, примоем последнем замечании она расправила плечи ихолодно посмотрела наменя.

Это была тасамая Анабель Грасон измоих воспоминаний.

–Хорошо, разты неможешь даже попытаться быть немного тактичным сомной, ятоже отброшу формальности. Хочешь поскорее– будет тебе поскорее,– сказалаона, ставя чашку наблюдце иглядя наменя.– Ябольна, Николас.

Застолом воцарилась тишина, которую нарушил только звон хрустальной чашки, чтомама выпустила изрук, ита разбилась.

–Чтоты хочешь сказать, говоря, чтобольна?– разозлилсяя. Этонаверняка был какой-то трюк, незнаю, какую цель она этим преследовала, номне это показалось жалким.

–Чтоя хочу сказать?– ответилаона, итеперь когда я внимательно посмотрел, тоувидел, чтоее жесткое выражение лица дрогнуло, обнажив страх инеуверенность, которых я никогда невидел вней прежде. Онаглубоко вздохнула иуставилась наменя, прежде чем произнести следующие слова.– Уменя лейкемия.

–Что, черт возьми, тынесешь?– ответил я практически мгновенно, мойголос заметно понизился.

Мать сложила руки наколенях иоткинулась наспинку сиденья.

–Мнепоставили этот диагноз более полутора лет назад… Яхотела вам обэтом сказать. Ноне хотелось сообщать потелефону, тоесть если вы соизволите взять трубку, конечно. Твойотец уже несколько месяцев знает. Онобещал мне, чтоничего тебе нерасскажет, яхотела сама тебе сказать… Знаю, тыменя ненавидишь, ноты мой сыни…

Ее голос начал дрожать, ивдруг я почувствовал, чтопадаю вбездонную яму ивот-вот разобьюсь… Этопродолжалось несколько секунд: яразобьюсь ине знаю, чтобудет дальше, ноничего хорошего, этоточно. Потом я почувствовал, каккто-то крепко держит меня заруку, маленькую теплую руку, которая потянулась подстолом икрепко держала меня.

Я посмотрел наНоа, которая была рядом сомной исмотрела намою мать с… жалостью? Моипальцы цеплялись занее, какбудто она вдруг стала моей единственной опорой, потому что то, чтомама говорила мне, немогло быть правдой.

–Янехочу, чтобы вы меня жалели, просто хочу объяснить вам причину того, чтоделала впоследние месяцы, всего, чтоя делала сМэдди, сГрасоном, ствоим отцом…

–Очем ты говоришь?– сказаля, откашлявшись, когда понял, чтообразовавшийся вгорле комок мешает говорить.

–Яотдаю полную опеку надМэдди твоему отцу.

–Как?– спросиля, словно очнувшись.

–Вближайшие несколько лет мне придется столкнуться сочень трудными ситуациями, Николас, ия нехочу, чтобы моя семилетняя дочь стала свидетельницей этого. Когда я узнала, поняла: если сомной что-то случится, меньше всего я хочу, чтобы опеку надМэдди отдали Грасону. Онэгоистичный человек иедва способен заметить кого-то, кроме себя. Ясовершала ошибки. Боже, ясовершила так много ошибок всвоей жизни, ия знаю, чтодалека оттого, чтобы быть тем, ктозаслуживает быть услышанным, ноя забочусь оМэдди, забочусь отебе ихочу, чтобы наслучай, если сомной что-нибудь случится… Чтобы, если все пойдет нетак, какя надеюсь, моядочь была всемье, которая ее любит изащищает.

–Подожди, подожди,– прерваля.– Тыхочешь сказать, чтоотец знает обэтом? Онсогласен наполную опеку? Нокак?..

–Все, чтопроизошло сГрасоном, развод, выяснение того, ктоотец Мэдисон… Яустроила все это, потому что существовала вероятность, чтоМэдди была дочерью твоего отца. Ия неошиблась, какне ошиблась, предполагая, чтовтот момент, когда Уильям узнает, чтоМэдди– его дочь, онзахочет стать частью ее жизни, иименно этого хочу ия.

Я посмотрел нанее снедоверием… Все, чтопроизошло, все, чтовскрылось… Былоли это потому, чтомама хотела, чтобы отец позаботился оМэднаслучай, если?..Если она умрет?

–Ичто ты собираешься делать?– внезапно спросиля, чувствуя, какво мне закипает ярость.– Собираешься оставить Мэдди вего доме? Откажешься отсвоих прав исделаешь вид, чтодочь нескучает потебе? Этобезумие!

–Николас…– началаНоа.

–Нет!– выпалиля, вставая.– Такдела неделаются, черт возьми! Тысобираешься сделать сней тоже, чтосделала сомной?

Мама глубоко вздохнула, неглядя наменя.

–Сядь, пожалуйста,– попросилаона, сохраняя спокойствие, хотя я видел, чтоей это давалось струдом.

Я сел, потому что уменя вдруг затряслись ноги, всетело напряглось, весь мой чертов мозг превратился вводоворот бессмысленных мыслей, которые хотели понять, вкаком мире могут быть оправданы действия моей матери.

–Янесобираюсь бросать ее, Николас, просто передам опеку надней отцу, пока пытаюсь справиться сболезнью. Яконсультируюсь случшими врачами страны исобираюсь начать курс химиотерапии вгоспитале Андерсона вХьюстоне. Врачи настроены оптимистично, нона это могут уйти годы. Тыже нехочешь, чтобы я забрала ее ссобой вХьюстон, нетакли? Ктопозаботится оней, пока я буду лечиться? Япросто думаю отом, чтобудет лучше длявсех.