Ты моё дыхание - Ева Ночь

В какой-то миг меня озарило: я не его по-настоящему боюсь (хоть и это присутствовало в моих раздёрганных чувствах), а себя.

Мне всё это сейчас не нужно. Слишком больно падать. А я не могла себе позволить, иначе разобьюсь вдрызг, и не будет рядом никого, кто поможет мне собраться воедино.

Костя

Я готов был начистить Толяну рожу. Сорваться, найти его и врезать, чтобы не лез.

После звонка Софья стала ещё дальше, чем была. Вроде ничего не изменилось, но неуловимо пролегла между нами граница. Её не отодвинули ни варежки, которые Софье явно понравились – даже спорить не стала, ни прогулка, ни кафе, что сблизило не нас с упрямой, но очень ранимой девчонкой, а с её сыном.

Ну, хоть кто-то готов был меня любить. Причем не из-за подарков, а потому что я, кажется, нравился мальчишке.

Я отвёз их домой, понимая, что могу сколько угодно выпендриваться, но выше головы не прыгну. Терпение и время. Я умел ждать.

– До понедельника, – попрощался я с Софьей у подъезда.

– До выходных, – тяжело вздохнул Вовка, прижимая к груди коробку с паззлами.

– Ничего, – потрепал я его по шапке, – неделя быстро пролетит.

На душе было не очень: я Вовку жалел, но понимал, что если предложу Софье бросить «Лагуну», заниматься сыном и учёбой в институте, она меня не поймёт и никакую «руку дружбы» не примет.

Невольно вспомнился рождённый моим ревнивым мозгом «тот мудак», который заставил её пахать по ночам. Сейчас в роли «того мудака» выступал я и ничего пока не мог с этим поделать.

Осуждать легко. Делать – намного сложнее. Слабо успокаивало и оправдывало меня то, что Софья и мысли не допускает, чтобы я был её мужчиной, который заботится о ней.

Уехал я со смешанными чувствами. Остаток воскресенья тянулся невыносимо долго, хоть я и загрузил себя работой, пытаясь выкинуть Софью из головы хоть ненадолго, но за каждым углом чудилась мне её тонкая фигура, светлые волосы и взгляд голубых глаз.

Наваждение. Добровольная пытка. Не раз и не два тянулась рука позвонить ей, нести какую-нибудь чепуху, только чтобы слышать Софьин голос. Я готов был даже слать дурацкие смс-ки, но тормозил себя, как мог.

Ближе к вечеру позвонила Лика.

– Как у вас дела? – спросила она не поздоровавшись. И это её «у вас» звучало как само собой разумеющееся. А ещё – безапелляционно. Она словно подчёркивала, что никаких отступлений, сомнений и колебаний не допустит. Лика, когда хотела, превращалась в строгую царицу, которая никому спуску не давала.

– У нас всё хорошо, – не стал вдаваться в подробности.

– Дай-ка трубочку Сонечке, – пропела она сладенько. От такого напора даже я опешил. – А то я сглупила, номер её не взяла. Промахнулась, как старенький Акела.

Лика включила режим «струи под напором» прямо в морду лица и поливала меня безжалостно, не особо заботясь о моей взрослости и претензий на личное пространство.

– Лика, мы с Софьей совместно не проживаем пока что, – попытался я вежливо её отшить, – у нас пока период ухаживаний и присматриваний.

– Да-а-а? – протянула гласную тётка. – Плохо ухаживаешь или плохо видишь? Может, тебе к окулисту сходить, Костенька?

От своей вежливой, всегда чуткой и интеллигентной Лики я подобного сарказма не ожидал. Будь это кто-то другой, я бы нашёлся, что ответить, но с родными я старался зубы не показывать.

– Есть вещи, которые не решаются по щелчку моих пальцев. А Софья не вещь, которую я могу взять и купить или взвалить на плечо и заставить со мной жить.

Лика молчит. Затем вздыхает.

– Я спешу и давлю? – спрашивает она уже нормальным тоном.

– Есть немножко, – смягчаю удар. – А ещё сама себе противоречишь. Советовала же: потихоньку, чтобы не спугнуть, а сама напролом пошла без оглядки.

– Разволновалась я, неспокойно мне, – выговаривает она тихо. – Так долго ждала, а теперь не терпится. Хочется всё и сразу, а ведь понимаю, что так не бывает. Внуков дождаться хочу, немолодая я уже. А ты у меня один.

– Всё будет хорошо, – успокаиваю я её, – не волнуйся.

Но Лика волнуется. Я улавливаю её шумное дыхание, словно она быстро по лестнице поднималась. Как же: событие. И никто не может руководить процессом.

Я её понимаю: ждать – тяжелее всего.

То, что Лика сидеть, сложа руки, не собиралась, я понял вечером, когда раздался телефонный звонок от матери. Больше десяти тысяч километров. Многочасовая разница во времени. Эффект неожиданности. Все признаки Великого Женского Заговора.

А ещё – телефонный звонок. Обычно она выходила на «сеанс космической связи» через интернет. А тут… я точно знал, о чём пойдёт речь.

– Сынок, дорогой, Лика сказала, что ты влюбился?

Влюбился?..

– Можешь не отвечать. Мужчины обычно такие скрытные, а ещё – до вас иногда тяжело доходят самые простые вещи!

Даже не видя маму, я мог легко её представить. Она у меня красавица. Главное её качество – прямота. Любит сразу в лоб, без предупреждения.

– Сынок, мы слишком долго ждали! Не подкачай! Ты же помнишь: у тебя две мамы, и обе тебя очень любят! Диего передаёт тебе привет. И, может, ты наконец-то приедешь к нам не один! Может, Новый год встретим вместе? У нас солнечно, красиво, море! Красота! Твоей девушке и её ребёнку очень понравится!

Мама частила, слова вылетали из неё, как из пулемётной обоймы.

– Я понял: ты турагетом устроилась на полставки, – успел я вклиниться в её пламенную речь.

– Я хочу видеть твои счастливые глаза, мой мальчик! Ну, и девушку, что делает тебя счастливой – тоже.

Мама ещё долго сыпала словами – щедро, как вольный сеятель, перескакивала с одного на другое – взбудораженная, радостная, оптимистичная.

Впрочем, она всегда была такой, но сегодня превзошла саму себя.

«Всё сложно, мама», – хотел я ей сказать, но не решился. Проще послушать её щебетание, поддакнуть в нужных местах, пошутить.

В какой-то момент я почувствовал себя в ловушке. Они обложили меня как зверя. И не то, чтобы я хотел противиться. Просто слишком стремительное развитие событий всегда вызывало желание притормозить. А против моих любимых женщин хотелось сыграть наоборот, чтобы не совали свои очаровательные носики в мои дела и не пытались командовать, подталкивать меня на несвоевременные подвиги, которые Софья вряд ли оценит.

Был в их птичьем базаре явный плюс: вечер я благополучно убил. И даже рука к телефону не тянулась. Ну, почти.

Софья

Все разговоры так или иначе вились вокруг Громова. Вовка его с языка не спускал, паззлы любовно наглаживал, распечатал коробку, пальчиками перебрал картонные кусочки, пытался считать (мы так с ним счёт, играючи, учили, незаметно Вовка втягивался и вообще не воспринимал это мукой, как другие обязаловки), сбивался, вздыхал, а затем сложил всё назад.