Искусство распознавать чушь. Как не дать ввести себя в заблуждение и принимать правильные решения - Джон В. Петрочелли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вы можете подумать: «Ну я бы не стал из-за этого расстраиваться», но не будьте так уверены. Перед проведением другого ряда экспериментов Уильямс подумал, что во всех исследованиях с остракизмом включение в группу ничего не стоило, а остракизм не приносил бонусов[155]. Что же случится, если включение в группу будет означать потерю денег, а исключение – приносить их? Будут ли участники все равно расстраиваться из-за того, что подверглись остракизму? Чтобы ответить на вопрос, Уильямс подсластил пилюлю. Участники играли в Cyberball, компьютерную симуляцию игры в мяч. Но в ней участники теряли деньги за каждый бросок, который был предназначен им. На удивление, даже когда остракизм значил, что участники получат больше денег, им было тяжело не расстраиваться, не получая достаточно внимания от абсолютно посторонних людей.
Вне зависимости от ситуации, люди, будучи социальными животными, ужасно тяжело переносят, когда их игнорируют или исключают.
Мы чувствительны даже к намекам на исключение из социальной группы.
Чтобы избежать ее, можно воздержаться от участия в разговорах о том, в чем мы не разбираемся. Но в таком случае нас могут исключить за то, что мы не вносим свой вклад. С другой стороны, неся чушь, мы можем приобрести потенциальную выгоду, смешавшись с группой и повысив чувство принадлежности. Чтобы сохранить эту связь и не чувствовать себя так, словно нас исключили, иногда мы говорим о вещах, в которых ничего не смыслим, и зачастую из-за этого говорим чушь.
Как у самого низкопробного писаки всегда сыщутся читатели, так и у заведомого лжеца – охотники ему верить, а ведь часто достаточно, чтобы ложь хотя бы час почиталась за истину, и дело сделано, а больше ничего и не надобно. Молва летит на крыльях; правда, прихрамывая, плетется вослед.
Родители и опекуны детей с аутизмом знают, что иногда аутизм может быть просто ужасен. Аутизм – это расстройство развития, которое характеризуется трудностями в социальных взаимодействиях и общении, а также ограниченными интересами и повторяющимся действиями. У некоторых симптомы проявляются не ярко выраженно, но у других наблюдаются проблемы с речью, а кто-то вообще не общается вербально. Вплоть до 50 % детей с аутизмом никогда не разовьют речь в достаточной мере, не считая отдельных слов или словосочетаний. Родители зачастую жалуются, что даже повседневные беседы представляют сложность, что влечет за собой уменьшение возможности влиять на эмоции детей[156].
Сострадательные ученые-социологи десятилетиями исследовали невербальный аутизм. Взять, например, доктора Дугласа Биклена, бывшего декана Сиракузского университета. Его специализацией были культура образования, исследования недееспособности, а также преподавательские и лидерские программы. Биклен известен тем, что в 1989 году представил в США методику облегченной коммуникации – это техника, при которой специально обученный посредник помогает «стабилизировать» руку человека с невербальным расстройством аутистического спектра над клавиатурой, чтобы «тот» смог «свободно двигать» ею, набирая сообщение. Убежденный в эффективности методики, Биклен решительно продвигал ее более 30 лет, став главой Института коммуникации и инклюзивности Сиракузского университета – мирового чемпиона в области псевдонаучной методики облегченной коммуникации. В своих исследованиях он представил убедительные и эмоциональные данные о детях с невербальным аутизмом, использовавших данную методику, чтобы передать свои эмоции (например, «Моя мама думает, что я глупый, потому что я не пользуюсь голосом как надо»)[157].
Сначала инновацию встретили достаточно тепло и провозгласили значительным прорывом в области лечения невербального аутизма. Но это было, конечно, до того, как скептически настроенные исследователи внимательнее присмотрелись к внутреннему устройству самой методики.
Стандартный эксперимент для проверки проходил так: ребенок с аутизмом сидит за одним концом длинного стола, где находится клавиатура, а рядом с ним сидит специально обученный посредник. Визуальные поля посредника и ребенка разделены непрозрачной перегородкой длиной во весь стол, что позволяет экспериментаторам управлять изображениями, которые видят посредник и ребенок, по отдельности. На другом конце стола экспериментаторы располагают четко видимыми карточками с изображенными на них объектами (например, ботинок или дерево). Другой метод включает в себя использование наушников: и посредник, и ребенок надевают наушники, в которых проигрывается «дерево» для посредника и «ботинок» для ребенка. Посредник и ребенок дальше взаимодействуют, чтобы напечатать то, что ребенок увидел на другом конце стола (или услышал в наушниках).
Подобные проверочные процедуры выявили огромную проблему. Эксперимент за экспериментом показывали, что текст, который ребенок «набирает» на клавиатуре не совпадает с тем, что он видел (дерево). Вместо этого он отображал то, что видел посредник (ботинок). За короткое время зафиксировали сотни проваленных испытаний. На самом деле единственные случаи, когда ребенок с невербальным аутизмом печатал правильный вариант, происходили тогда, когда картинка, показанная ребенку и посреднику, совпадала. Методика облегченной коммуникации с треском провалилась[158].